На обитом алой тканью диване посередине комнаты полусидел-полулежал полковник Хофакер, комендант Улья. Он курил сигарету в мундштуке из слоновой кости. Поверх черной шелковой пижамы на нем был халат из такой же ткани. Одна нога в черном шлепанце лежала на диване, другую он опустил на ковер. Его волосы были густыми, черными и довольно длинными для военного. Он посмотрел на Барни и улыбнулся. Барни не улыбнулся в ответ. В этом человеке было что-то такое… ему не удавалось подобрать точное определение. Декадентское! И выглядел он на удивление болезненно, как будто его что-то поедало изнутри.

— Что вы хотели мне сказать? — вежливо осведомился Барни, помня, что его привели сюда из-за Эдди и от грубости лучше воздержаться.

— Присядьте, лейтенант.

— Спасибо, я лучше постою.

— Как хотите. — Комендант пожал плечами.

— Я думал, вы не говорите по-английски.

— Если люди думают, что ты не понимаешь, о чем они говорят, иногда можно услышать довольно любопытные вещи. — Последовала пауза. — Вы очень красивый молодой человек, лейтенант Паттерсон, — наконец опять заговорил комендант.

— Что? — Этого Барни никак не ожидал. К своему ужасу, он почувствовал, что краснеет.

— У меня есть слабость к красивым молодым людям, — вкрадчиво продолжал комендант. — Вы готовы удовлетворить мою слабость, лейтенант?

— О господи, нет! — залепетал Барни. Он попятился, чтобы увеличить расстояние между собой и полковником.

— Даже ради своего друга? — Немец опять улыбался. Он поднес сигарету к губам и выпустил облако дыма.

— Нет! — задыхаясь, произнес Барни. — Ни за что на свете!

— Если вы передумаете, врач осмотрит лейтенанта Фэрфакса в течение получаса. — Хофакер потянулся к стоящей рядом пепельнице и затушил сигарету. — В ближайшей деревне есть хороший врач, и я сразу же пошлю за ним машину.

— Уверяю вас, что я не передумаю.

Когда Барни вернулся в свою комнату, дыхание Эдди изменилось. Теперь вдохи были очень короткими и сопровождались скрежещущими звуками, как будто он задыхался. Что, если это предсмертные хрипы? — в ужасе думал Барни. Что, если Эдди умрет, в то время как он мог бы его спасти? Нельзя сказать, что Барни впервые столкнулся с гомосексуализмом. Сам он ничего подобного себе не позволял, но в Оксфорде это было обычным делом. Некоторые родились такими, другие просто развлекались.

Эдди, похоже, совсем перестал дышать, затем начал по-настоящему задыхаться. Барни опустился на колени возле его кровати и попытался нащупать пульс. Ничего. Через минуту у Эдди начался новый приступ удушья.

Бог ты мой! Неужели жизнь человека стоит меньше, чем временное унижение?

Нет.

Барни ринулся вниз по ступенькам в жилище коменданта. Когда он открыл дверь небольшого кабинета, переводчик сидел за одним из письменных столов и что-то писал в блокноте.

— Скажите полковнику Хофакеру, что я сделаю то, что он хочет, после того, как врач осмотрит моего друга, и только в том случае, если он сможет ему помочь. Я даю слово чести.

— Я ему сейчас сообщу, — переводчик встал из-за стола. Его маленькие розовые губы изогнулись в ироничной усмешке. — Он был уверен, что вы вернетесь. Поэтому и приказал мне подождать.

Барни остался внизу. Он ничем не мог помочь Эдди, если тот вдруг решил умереть в его отсутствие. Барни сел возле одного из длинных столов в столовой и попытался подавить отчаянное желание закурить. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он услышал, как машина выехала за ворота крепости. Шум двигателя начал удаляться и постепенно затих. Больше ничто не нарушало тишину ночи.

Наконец машина вернулась. Появился переводчик и открыл дверь, прежде чем водитель успел позвонить и разбудить всех неожиданным резким звуком. Он же провел наверх врача, плотного краснолицего мужчину с седеющими волосами и густой бородой. Не прошло и двух минут, как переводчик снова спустился.

— Один из ваших офицеров, капитан Кинг, должно быть, услышал, как подъехала машина, и пришел посмотреть, что происходит, — сообщил он Барни, садясь напротив, с другой стороны стола. — Похоже, и он, и врач говорят по-французски, так что они могут общаться без моей помощи.

— Что вы сказали капитану? — быстро спросил Барни.

— Что состояние лейтенанта Фэрфакса ухудшилось, вы стали настаивать, чтобы мы послали за врачом, и комендант пошел вам навстречу.

— Спасибо.

— Хотите курить? — Переводчик извлек из кармана блестящий черный портсигар с серебряными инициалами Ф. Дж., выгравированными на крышке.

— Меня зовут Франц Джегер, — сообщил немец. — До войны я работал в лондонском представительстве «мерседес-бенц». Наш салон находился в Мэйфэр, неподалеку от американского посольства.

Барни с благодарностью принял сигарету, и собеседник помог ему прикурить.

— Спасибо, — еще раз пробормотал Барни.

— Мне очень жаль, что так получилось, — произнес Франц Джегер.

— Что вы имеете в виду? — спросил Барни. Ему хотелось, чтобы переводчик ушел. Он предпочел бы остаться один.

Его собеседник развел маленькими белыми ручками в жесте, напоминающем отчаяние.

— Войну, потери с обеих сторон, коменданта.

— Зачем же вы пошли в армию?

— За меня все решил мой отец, — угрюмо ответил переводчик. — Я вернулся в Германию, потому что заболела моя мать, и намеревался пробыть здесь всего несколько дней. Мама умерла, фюрер вторгся в Польшу, Великобритания объявила Германии войну, и я застрял. Если бы был выбор, я предпочел бы остаться в Лондоне, даже если бы это означало интернирование меня как иностранца на остров Мэн вместе с моими друзьями-иноземцами. Насколько я знаю, это очень неплохой курорт, и лагерь для военнопленных в Баварии значительно ему уступает. Я чувствую себя здесь таким же узником, как и вы.

Барни никогда не бывал на острове Мэн, но тоже был уверен, что выбрал бы его, а не Баварию.

— Когда эта идиотская война закончится, — продолжал Франц Джегер, — я вернусь в Лондон. — Он швырнул окурок на пол, достал из портсигара еще одну сигарету и предложил ее Барни.

Барни щелчком отправил свой окурок в полет и взял предложенную сигарету. Франц Джегер уже собирался положить портсигар обратно в карман, но вместо этого высыпал его содержимое на стол.

— Забирайте все. У меня их полно.

— Спасибо. — Барни положил сигареты в нагрудный карман своего огромного мундира.

— Он умирает. Я говорю о коменданте, — отчужденным голосом опять заговорил немец. — Его поедает рак. Он не сможет терроризировать вас слишком долго.

— Угу, — отозвался Барни. Вряд ли полковник Хофакер умрет до наступления следующей ночи, зато существует большая доля вероятности, что это сделает Эдди Фэрфакс, и тогда Барни не придется выполнять данное обещание.