– А почему бы просто-напросто не предупредить эту ротуохраны о готовящемся покушении? – задал свой вопрос и Гриневский.

– Ничего не даст. Они и так будут работать с полнойотдачей, не сомневайся, – сказал Дангатар. – А Сердар не отменит своепоявление на площади. Он не покажет себя трусом перед родственником саудовскогокороля.

– А если предупредить КНБ?

– То, возможно, ты предупредишь как раз врага в аппаратеКНБ, – на сей раз Таксисту ответил Иван.

– Откуда ветер дует, кто стоит за подготовкойнеизвестно? Гурбанберды Саидов? – спросил Дангатар.

– Нет. Неизвестно, – два раза, на каждом словещелкнул четками Узбек.

– Саидов или кто-то другой – это оставим на потом, –сказал Иван. – Нас волнует, чтобы Сердар остался жив и остался править.Скажи нам сейчас свое окончательное слово.

– Да в общем я уже его сказал, Иван. Я сделаю все, чтосмогу. А вы, Петр и Алексей?

«И на хрена спрашивать! – Карташа эта трогательная ипустая формальщина разозлила. – Будто нам оставлен выбор. Нет, вот щасвозьму и заявлю – а пошли вы все со своими Сердарами-Шмедарами! Покедова,хлопцы, я порулил, куда глаза глядят. Ага, и вы тут же кинетесь целовать меняна прощание!»

Сказал же Алексей все-таки другое:

– Можно попробовать.

– Вы уж попробуйте, – Иван провел по ним, поКарташу и Гриневскому, столь ласковым взглядом, что Алексей невольно представилсебя сидящим на колу и без кожи. – От этого многое зависит...

Двадцать восьмое арп-арслана 200* года, 15.22

По всему городу были развешаны зеленые знамена с пятиглавыморлом и портреты Туркменбаши, некоторые из которых целиком закрывали собойстены домов. Повсюду встречались транспаранты с лозунгами, разумеется, главнымобразом на туркменском, но немало было и на русском: «Двадцать первый век –Золотой век туркмен», «В единении можно растопить грунт и камни», «Туркменистан– это заветный очаг, чистый, гордый и святой» и тому подобное. Карташдогадывался, что это не что иное, как изречения Сердара, светоча туркменскихсердец, опоры нации, справедливого Вождя, обладающего мудростью Пророка,ниспосланного Богом правителя и всякое, всякое, всякое…

Город, однако, поражал. Карташ не бывал здесь раньше, не могсравнить, но сейчас он словно бы попал в фильм-сказку на восточную тематику. Вкакого-нибудь «Багдадского вора» или в «Золотое приключение Синдбада». Фонтанысеребрятся на каждом шагу, полно зелени, полно скамеек для отдыха (причемАлексей так и не увидел ни одной сломанной или со старательно выцарапанными наспинке перочинным ножиком: «Мыратберды плюс Гозель =?», «Сердар – чемпион»),улицы подметены и вымыты. Поистине восточного великолепия вокруг – навалом, какдоставшегося от старины глубокой, так и современного происхождения. Дворцы,мечети, минареты, особняки, памятники, настоящие восточные базары со всемприсущим им гомоном, многолюдьем, завалами товаров и экзотикой – будь Карташтуристом с фотоаппаратом на шее, извел бы уже не одну пленку.

Опять же какой-нибудь очкасто-бородатый демократишкаразбурчался бы, что, мол, правящая верхушка жирует за счет бедствующего народа,пускает пыль в глаза заезжим гостям, а за пределами столицы простые люди горемыкают на нищенскую зарплату. И в чем-то был бы прав, но если, черт возьми,что-то нравится, будь то женщина или город – чего ж не любоваться, зачемомрачать это удовольствие желчными мыслями. Ведь ежели при взгляде на красивуюженщину думать о голодающих в этот момент африканских детях, то так недолго идо импотенции себя довести. Если город создает хорошее настроение – нечего егосебе чем-то там портить. К тому же, своих бревен в глазу хватает. У нас хоть игуляет по стране названая демократия, но Москва жирует точно так же, наплевавна всю остальную Россию. Да и красоты Питера, если вспомнить, возвышаются накрови и костях их строителей. Одних пленных шведов аж двадцать тысяч душ так иостались лежать под гранитом Петербурга. Но – любуемся же, восторгаемся...

Он и Гриневский находились в Ашхабаде второй день. Второйдень они совершали прогулки по городу, подолгу задерживаясь на площадиОгуз-хана – как выяснилось, Огуз-хан есть национальный герой туркмен и дажеизобретатель какой-то там доисторической письменности, на которой древниетуркмены оставляли послания потомкам. Это, собственно, и было их заданием.Неизвестно, насколько в действительности Дангатар полагался на их с Гриневскимопыт, знания и чутье. Видимо, не слишком. Но раз уж выдал их за специалистов –они должны были хотя бы изображать. Стараться для так называемых помощников, ккоторым больше подходило наименование конвоиры или вертухаи. Парочкасоглядатаев была приставлена к ним ворами. «Ваши переводчики иохранники», – так представил их Иван. (Вот кто, кстати, не нужен вАшхабаде – это переводчик. В столице русским владели, похоже, все горожане, втом числе и те, кто родился и вырос в уже независимом Туркменистане.)

От этой парочки, что неотступно топала за ними по городу,держась на невидимой привязи длиной от десятка до трех десятков метров,сбежать, думается, было бы несложно. Имейся в этом хоть какой-то смысл, темболее при тех возможностях, какими располагали воры на своей земле, их быразыскали в два счета. И пошли б опосля совсем другие отношения…

О платине наши воры ашхабадских коллег в известность,понятно, не поставили. Зачем нашим ворам самим вешать себе на шею еще однуконкурирующую фирму, с которой если не стреляться, то уж делиться придетсяточно? Так что платина в любом случае остается для них, Карташа и Гриневского,сильным, хоть и последним козырем в колоде.

О Маше с ашхабадскими ворами разговора вообще не заходило.То ли наши воры не известили, то ли ашхабадские посчитали ниже своегодостоинства ловить женщину – бог весть. Ну, а Дангатар, разумеется, никомуничего про Машу не говорил. Девушка осталась в доме у моря. Так что дочьХозяина в безопасности, ее жизни ничто не угрожает. Правда, случись что сКарташом и Гриневским, куда она денется, куда подастся – абсолютно непонятно.

Снова, как и вчера, они вышли на площадь Огуз-хана. ВесьАшхабад сегодня был полон гуляющими, и площадь не составляла исключение – послучаю Праздника праздников в Туркмении был объявлен выходной. Дангатар дал имзадание – осмотреться и присмотреться. Поскольку предполагаемое местопредполагаемого покушения было вроде как известно, следовало к немуприсмотреться. А вдруг. Пока результаты были, прямо скажем, нулевые. Ниподозрительно трезвых и чистых работяг, увлеченных кабельными работами, ниподозрительных микроавтобусов с затемненными стеклами, ни тем более бликующейоптики в окнах выходящих на площадь домов. Пожалуй, можно даже поименоватьрезультаты закономерно нулевыми. Не следовало предполагать в противникеизлишней глупости и неосторожности.

Впрочем, вряд ли Дангатар и в самом деле ждал от их разведдеятельностисколь-нибудь серьезных достижений. Думается, он надеялся исключительно на себя.Сам же фронтовой друг Гриневского пропадал неизвестно где – надо полагать,собирал информацию по своим каналам. За эти два дня они видели Поджигая толькораз. Вчера вечером он пришел на квартиру в многоэтажном доме на окраинеАшхабада, в которой воры поселили Карташа и Гриневского и, естественно, двух«переводчиков». Дангатар ничего не сообщал, выглядел усталым. Фактически онограничился тем, что назначил на сегодня встречу в шесть часов вечера, то естьза час до появления на площади Огуз-хана Туркменбаши в сопровождениисаудовского гостя. Карташ и Гринев-ский должны были встретиться с Дангатаром вчайхане «Султан Саджар», расположенной рядом с площадью.