Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Блядь, что он несет… Сука! — не сдержался Липягин.
— Погодите, Эдуард Константинович, он еще героем у нас станет, — подлил масла в огонь один из оперов.
— Писатель Агата Кристи предлагает злодеев-маньяков ссылать на необитаемые острова. Я прошу сослать меня, как Наполеона, погубившего миллионы жизней, на остров, — продолжал Чикатило.
— Его бы к Амбалу и Жоре-греку, — буркнул Липягин. — Чтобы паяльник в жопу до самого провода засунули — и на час там забыли.
— В том, что эту хуйню по телику показывают, виноват не он, а те, кто это снял, подготовил и в эфир выпустил, — покачал головой Ковалев. — Вот это зло похуже потрошителя будет. Они у народа ум убьют, понял?
— Ну… — кивнул Липягин.
— А раз понял — наливай!
— И, может быть, со мной на остров поедет моя многострадальная подруга, жена Фенечка, — произнес между тем Чикатило с экрана. — Разлучила нас с Фенечкой злая стихия строек коммунизма, лишила меня солнца и воздуха, что дается нам от Бога… Истоптали-порвали выращенные мной цветы жизни, а мою жизнь загубили — загнали меня в психушку и в тюрьму.
— Тварь! — сказал, будто сплюнул, Липягин, выключил телевизор и потянулся за бутылкой.
* * *
Стоял тот ранний утренний час, когда город спал, и на улицах появлялись разве что шаркающие метлами дворники. Витвицкий медленно брел по тротуару, мимо закрытого еще гастронома, мимо стенда с газетами. Газеты пестрели громкими заголовками, по законам новой журналистской моды привлекая внимание:
«„Ростовский потрошитель“ пойман!»
«Кровавый маньяк за решеткой».
Витвицкий остановился, принялся читать фамилии тех, кто ловил Чикатило: Брагин, Кесаев, Ковалев, Горюнов, Липягин… Буквы поплыли перед глазами. Все правильно, у каждой победы есть свои герои. Как правило те, кто заметнее, или те, кто вовремя подсуетился.
Виталий Иннокентьевич несколько долгих мгновений стоял перед стендом, затем, повинуясь внезапному порыву, сорвал с него одну из газет, с ненавистью скомкал, но на этом запал его иссяк, и капитан так и побрел дальше с газетным комком в руке. Дойдя до арки, он свернул во двор.
14 февраля 1994 года
Чикатило проснулся и открыл глаза. Он, размечтавшись, лежал на койке. Одиночную камеру заливало утреннее солнце, пробивающееся сквозь решетку. На полу лежали солнечные квадраты. По ним, как по классикам, прыгала на одной ноге девочка в пальтишке. Чикатило пригляделся и быстро облизнул губы. Девочку звали Леночка, и ее не могло здесь быть. Она умерла в далеком семьдесят восьмом году. Сколько ей было тогда? Девять? Сколько ей было бы сейчас?
Заскрежетал ключ в замке. Чикатило перевел взгляд на дверь, быстро посмотрел на солнечные квадраты на полу, но Леночки уже не было. Нелепое видение.
Распахнулась дверь, в камеру вошли конвоиры и прокурор. Лица у них были серьезные, без эмоций и никак не сочетались с солнечным утром.
— Чикатило Андрей Романович? — официально произнес прокурор.
Чикатило сел на койке, ощупью нашарил на столике очки, надел. В отличие от Леночки, эти визитеры выглядели более чем реально.
— Кто вы? Что вам нужно? — спросил он.
— Одевайтесь. Вы поедете с нами, — сказал прокурор.
— Куда? Зачем? А? — непонимающе завертел головой Чикатило, пытаясь разом охватить взглядом лица всех вошедших в камеру людей.
— Вы подавали прошение о помиловании? — уточнил прокурор. — По вашему делу есть ответ.
Сказанное дошло до него не сразу. «Прошение о помиловании», «есть ответ». Он встал и принялся торопливо одеваться. Вдруг замер, натягивая штаны.
— А какой ответ? Журналистка… Алена, она обещала…
— Вы все узнаете, — сухо сказал прокурор. — Пойдемте.
Чикатило поспешно надел робу, застегнул пуговицы и направился к двери, аккуратно обходя солнечные квадраты на полу. Прокурор вышел первым, за ним конвоиры. Уже в дверях на пороге, последним выходя из камеры, повинуясь какому-то неведомому порыву, он обернулся. Леночка снова стояла на солнечных квадратах, только теперь она перестала прыгать и пристально смотрела на своего убийцу.
— Руки за спину!
Чикатило вздрогнул, заложил руки за спину и вышел из камеры. С лязгом закрылась дверь. На столе в камере осталась лежать газета с его интервью, некоторые строчки в котором были подчеркнуты карандашом.
* * *
Посреди двора стоял «уазик» с зарешеченным отсеком для перевозки преступников. Конвоиры вывели Чикатило, следом вышел прокурор.
Один из конвоиров подошел к машине, отпер зарешеченную дверцу:
— Осужденный Чикатило, в машину!
Чикатило полез было внутрь.
— Дедушка Андрей! — сзади прозвучал детский голос.
Чикатило обернулся, запнулся. У дверей СИЗО стояла Леночка, голова ее была повернута к нему, будто девочка хотела посмотреть на своего убийцу, но увидеть его она не могла: глаза были завязаны.
Он сглотнул.
— А у вас правда дома целая коробка жвачки есть? — невинно спросила она.
Чикатило поспешно полез в машину, но запнулся о порожек и чуть не упал. Конвоиры подхватили под локти, помогли влезть. Дверь в отсек для заключенных захлопнулась. Конвоиры и прокурор сели в «уазик», и машина выехала со двора СИЗО.
Чикатило посмотрел назад сквозь зарешеченное окошко. Леночка стояла все так же, посреди двора, продолжая смотреть вслед уезжающей машине завязанными глазами.
* * *
Витвицкий неспешно шел через двор с газетой в руке. Он привычно остановился под деревом и посмотрел на окна коммуналки Овсянниковой. Что он хотел увидеть там, в окнах нежилой комнаты? Зачем он пришел сюда вновь?
Ответов не было. Капитан сел на скамейку, так и не выпустив из рук дурацкую газету, и снова с надеждой поглядел на окна.
Артист Боярский не зря пел: «Все пройдет — и печаль, и радость». Все действительно прошло. Пора перестать врать себе. Пора возвращаться в Москву.
Виталий Иннокентьевич уже собрался было встать и уйти, когда в утренней тишине раздалось легкое постукивание женских каблучков. Витвицкий обернулся и едва не задохнулся от нахлынувших эмоций.
Через двор шла Ирина Овсянникова. В плаще, беретике, с небольшим дорожным чемоданчиком в руках. У нее было усталое лицо человека, не спавшего ночь.
Капитан встал со скамейки, окликнул внезапно охрипшим голосом:
— Ира…
Она подошла ближе, остановилась. Он бросился к ней, обнял. Ирина не оттолкнула. Он улыбнулся этому, попытался поцеловать, но она чуть отстранилась.
— Его поймали, да? — спросила тихо и просто.
Виталий расправил газету, показал заголовок. Ира прочла, снова смяла газету, с ненавистью швырнула в урну.
Витвицкий растерянно глядел на любимую женщину, не зная, чего от нее теперь ждать. Ира посмотрела на него и грустно улыбнулась:
— Пойдем