Начальник станции меж тем уговаривал Волегжанина проводить девушку домой, а тот отнекивался. Более того, Николай Емельянович наказывал на первое время, пока Вера не войдёт в привычную житейскую колею, последить за нею, поддержать по-дружески, по-человечески.

– Ты холостяк, свободного времени у тебя много. Чего ж. Жалко ведь девку.

– Жалко, конечно, – мямлил Семён. – Но почему именно я?..

– А кто же ещё? Ты же её спас, тебе и карты в руки.

– Подумает ещё, что женихаюсь. Мне это зачем?

– А ты держись соответственно, как брат с сестрой. Без баловства.

– Да ну, скажете тоже!.. Какое баловство после всего этого?!

– Ну вот и ладно. Договорились, значит? Бери шефство. Это тебе вроде общественной нагрузки.

Волегжанин тяжело вздохнул, дёрнул щекой досадливо.

– Товарищи, давайте приступим к своим обязанностям! – приказал Николай Емельянович. – Как вы себя чувствуете, Вера? Сами уйдёте домой или машину вызвать?

– Нет-нет, не надо машину! – испуганно запротестовала девушка. – Я сама, не беспокойтесь, пожалуйста!

– Ну хорошо. Вот Семён вас проводит.

Начальник станции договорился с Волегжаниным, что пока тот будет провожать Веру домой, он позвонит в депо о вынужденном опоздании Семёна на работу. И вот они вдвоём с Верой, спаситель и спасённая, миновав виадук, неторопливо шагают по улицам Ермаковки. Семён искоса, с опаской взглядывает на спутницу и, как ему насоветовали умудрённые житейским опытом работники вокзала, избегает каких-либо расспросов, рассказывает о себе, о службе в армии, о друзьях, сослуживцах, припоминает забавные истории, не надеясь, впрочем, рассмешить девушку. Он понимает, что после только что случившегося ей не до смеха, что с Верой надо обращаться бережно, как со стеклянной хрупкой вазой, невзначай толкнёшь – а она рассыплется в мелкие дребезги!..

Вера слушала вполуха о жизни Волегжанина, а сама взирала на знакомые с детства улочки, дома и заборы с нежностью, потому что чуть было не потеряла их навсегда, и вот чудесным образом обрела вновь. «Ах, как же разумно устроено всё в жизни, – думалось ей, – люди обитают в тёплых крепких домах, по проводам к ним идёт электрический свет, электроэнергия, по улицам можно подвезти воду и дрова, всё приспособлено для благополучной, безбедной жизни». Страшно представить, что всё, что она сейчас видит, продолжало бы существовать без неё!.. Страшно представить, как убивались бы сейчас её родители, как переживали бы её смерть брат и сестра, Витька с Люсей, когда хоронили её, эгоистку! Она, готовя самоубийство, лишь о себе думала, о своих страданиях, а не о близких людях! Вот движется катафалк, грузовая машина с отпущенными бортами, на голой платформе кузова гроб, а в гробу она, Вера, дура взбалмошная, сумасшедшая! Оркестр гремит, литавры так пронзительно лязгают, будто ножом сухожилия перерезают! Бр-р! Кошмар! Ужас! Конец света! Как хорошо, что этого не случилось!.. Да, если бы не Семён… Ах, какой же он молодец!.. Прямо – герой! Надо бы как-то отблагодарить его, а она даже выслушать внимательно его не может. Он ведь, выручая её, жизнью своею рисковал. Да-да, в дежурке об этом говорили, хвалили его, очень хвалили. Действительно, молодец! Отважный и добрый, хороший, наверное, человек!

Размышляя так, Вера однако ж сознавала, что радуется всему, что видит вокруг себя, в том числе самое себя, живую и невредимую, не полной мерой, радуется, вернее, воспринимает с удовлетворением окружающий мир не сердцем, а головой. Заторможенность, что овладела ею после неудавшегося самоубийства, почему-то не улетучивалась. По-прежнему нет-нет да и застилало глаза фантасмагорической лентой обрывков картин-воспоминаний, им на смену наплывал белёсый с искристыми блёстками туман, однообразный, но тем не менее гипнотизирующий, завораживающий, засасывающий взгляд в призрачное и сладостное ничто.

Подобное состояние бывало с Верой в детстве, она любила, лёжа на спине, бездумно и бесцельно созерцать бегущие по небу облака и по прихотливым, ежеминутно меняющимся очертаниям определять, на что они похожи. Но тогда такое созерцание незаметно врачевало, укрепляло тело и душу, наполняло уверенностью в прочности и разумности земного бытия, и чудилось, что можно, если очень пожелать, полететь туда, к легко скользящим по небосклону белым облачкам-одеяльцам, и вместе с ними отправиться в путешествие за синие горы, за моря-океаны. Блаженное, не замутнённое тревогами и сомнениями предощущение счастья!..

Да-да, она поняла, что чуть было не совершила роковую ошибку, и ничего подобного с нею больше никогда не случится, что нет ничего дороже жизни, и нельзя её скоропалительно, сгоряча отвергать. Она будет жить! Будет! Долго-долго, до глубокой старости, какие бы трудности ни выпали на её долю! Но остаётся нерешённым злокозненный вопрос: как быть с беременностью?!

Минут десять шествовали по улицам Ермаковки парень с девушкой, пока не остановились возле добротного дома на каменном фундаменте под шатровой крышей, покрытой шифером, три окна в улицу со ставнями и наличниками голубого цвета. Дощатый высокий забор тоже покрашен, ворота массивные, калитка с тяжёлым железным кольцом, рядом – скамеечка, – всё как полагается у самодостаточных хозяев.

– Вот здесь я живу, – промолвила Вера, повернувшись к провожатому, вопросительно посмотрела ему в лицо, снизу вверх.

– Хороший дом, ещё новый, я вижу, – похвалил Семён.

– Да, восемь лет назад построили на месте развалюхи.

– Так-так. Понятно. А что, семья у вас большая?

– Да нет, папа с мамой да брат с сестрой. Они младше меня, школьники.

– Так-так, ясно. А отец кем работает?

– Столяром на мебельной фабрике. А мама нигде не работает.

– Так-так, понятно, – повторил Семён, чувствуя неловкость от того, что не может подобрать иных слов, твердит, как попугай, одно и то же.

Помолчали. Пауза в разговоре всё затягивалась. Волегжанин уже сообразил, что Вера живёт на третьей улице от железной дороги, а на четвёртой – его любовница, возможно, на задах селиверстовской усадьбы, не исключено, что их огороды впритык один к другому!.. Это обстоятельство удивило и даже позабавило Волегжанина.

«Какое странное совпадение! – думалось ему. – Словно кто-то нарочно подстроил соседство этих двух знакомых мне женщин. Но зачем, с какой целью подстраивать?! Да никто не мог подстраивать, какие глупости лезут в голову! Мало ли кто с кем рядом живёт! А мне тем более незачем замечать и думать о чём-либо подобном!» Однако же в душе поселилось недоумение и смутная тревога от этого вроде бы случайного обстоятельства и от дурацких опасений, что эти странные случайности могут нарушить привычное течение его жизни.

Поскольку разговор не клеился, пора было расставаться, но молодые люди затягивали момент прощания. Вера корила себя за неспособность почувствовать благодарность и горячо её выразить, Волегжанину же надо было договориться о встрече с нею.

– Я так благодарна вам, – наконец произнесла девушка довольно буднично, глядя в землю.