В отличие от последнего, судя по всему, Алеши Поповича. Самый молодой из троицы нетерпеливо горячил коня и откровенно ухмылялся, поглаживая щегольские усики. На боку у него висела кривая сабля, а хитро изогнутый лук был аккуратно, вместе с колчаном, полным стрел, приторочен к седлу гнедого коня.

Вся троица производила сильное впечатление. От них веяло несокрушимой мощью и уверенностью в своих силах. И явно эта мощь была не просто физической силой. Она словно… словно шатала само пространство, волнами исходя от них. Чистая незамутненная уверенность в собственной правоте.

— Ну здравствуйте, гости незваные! — крикнула я. — С чем пожаловали?

Богатыри переглянулись. Вперед выехал самый здоровый, который скорее всего Илья.

— За правдой пришли! Что еще нам окромя правды нужно?

Голос его звучал гулко, словно колокол, и был таким низким, что у меня даже мурашки по спине побежали.

— И как звать тебя, правдолюб? — спросила я.

А что такого? Мы ж официально незнакомы.

Богатырь хмыкнул в ответ на мой вопрос и повернулся к своим товарищам:

— Слышь, други, девчонка-то не знает, кто мы такие. Может, представимся?

Самый молодой из них засмеялся и вдруг быстро выхватил лук, наложил стрелу и выстрелил.

Я даже испугаться не успела, как стрела уже чиркнула по моим доспехам и, вспыхнув в защитном пламени, осыпалась пеплом.

— Ты что же делаешь, гад?! — заорала я.

— А чего ты ждала? — весело крикнул он. — Цветов да меда бочонок?

— Угомонись, Алеша, — подал голос высокий. — Меня звать Добрыня, Никитин сын. И я здесь по зову долга богатырского. Меч мой стоит на страже земли Русской вот уже как сорок лет. И ни разу не поднимался на дело неправедное.

— Ну а меня Ильей зовут, да люди Муромцем прозвали, — громко сказал Илья, и его конь переступил могучими ногами. — Лучше сама сдайся. Глядишь, и помилуем тебя. Даю в том свое слово. Закуем в цепи да отправим в темницу. Зато жива останешься. А нет — выйду супротив тебя и войска твоего! Махну правой рукой, будет улица! Левой махну…

— Переулочек? — предположила я.

— Почему переулочек? — Илья явно не ожидал, что его перебьют столь невежливым образом. — Ты что ж думаешь, моя левая рука слабее правой будет? Ан нет, как левой махну, будет еще одна улица, головами слуг твоих вымощенная!

— Сэр! — вперед выехал Ланселот. — Негоже так разговаривать с дамой! Поднимите ваше оружие! Я начинаю атаку!

И с места послал своего коня в галоп, абсолютно наплевав, что останется в одиночестве перед многочисленным врагом. Совсем больной на голову! У них что, инстинкт самосохранения вообще отсутствует?!

— Шо? — не понял Илья Муромец и кинул в рыцаря булавой.

Метнул ее богатырь столь молниеносно, что даже движение получилось смазанным. Булава с шипением рассекла воздух и ударила Ланселота прямо в грудь.

Из седла рыцаря смело как пушинку. Пролетев по воздуху не меньше семи шагов, он грохнулся на землю и поднял тучу пыли.

— Чё его поднимать-то, ежели оно для метания предназначено, — проворчал меж тем Илья и тронул коня пятками, посылая вперед.

Ланселот поднялся с земли и откинул забрало.

— Не по-честному бьешься, богатырь! Правилам благородного боя не следуешь. За то пощады тебе не будет.

Он свистом подозвал своего жеребца и, звякнув сочленениями доспехов, вновь поднялся в седло. А потом медленно вытащил Эскалибур, подняв его вертикально вверх и позволяя всем увидеть то самое жемчужное свечение и ощутить колыхающую пространство силу волшебного оружия.

На богатыря это произвело впечатление, но совсем не такое, на которое Ланселот рассчитывал.

— О! Крепкий попался, — как-то даже радостно прогудел Илья. — А ну, где там Боян-сказитель?! Один на один биться буду! В кои-то веки достойный противник! — И жестом попросил Ланселота обождать.

— Сэр Ланселот, вы как? — озабоченно спросил один из камелотцев. Галахад, судя по голосу из-под шлема.

— Крепкая рука и точный глаз. Хоть по виду мужик мужиком, — ответил тот и посмотрел на меня. — Леди Марья, эту первую победу я посвящу леди Гвиневере, а следующую вам.

Что я могла сделать? Приказать ему не драться? Он рыцарь, не поймет. Оставалось только переживать и надеяться на лучшее.

Тем временем стоявшая впереди рать расступилась, и из толпы вышел высокий старик с черной повязкой на глазах. Причем, несмотря на повязку, шел он, не спотыкаясь, словно зрячий. Длинные седые волосы старика, перевязанные кожаным шнурком, трепал леший ветер, а белоснежная борода почти доставала пояса. В руках он держал большие гусли, украшенные металлическими накладками и резьбой. Значит, вот каков сказитель этот…

Подойдя поближе и встав чуть в стороне, старик повел рукой над землей и тотчас из нее вылез большой камень.

Так Боян еще и колдун к тому же!

— Яр, мне срочно нужен Костопрах, — негромко произнесла я.

— Уже зову, — лаконично отозвался посох.

А старик удобно уселся на камень, положив гусли на колени. Откашлялся и затянул:

Голос его, вроде и негромкий, я неожиданно услышала каждой клеточкой своего организма. Явственно так, отчетливо. И уверена, что не только я, а и все на поле услышали. Вот ведь!

— Я здесь, царевна! — раздался сбоку голос Костопраха Сам скелет с затаенным страхом поглядывал в сторону поющего старика.

— Что там с нашим хором? Готов ли? — спросила я.

— Как есть готов. — Костопрах жестом указал на скелетов-лучников. — Каждый слова наизусть знает. Так что не сомневайся, царевна. Споем так, что вся земля отзовется.

— Вот и начинай! — скомандовала я. — А то тут пока пропаганда только с одной стороны идет.

Скелет поклонился и отъехал к лучникам.

— Ничего я ему не кричал, — возмутился Ланселот. — И вообще, говорил достойно и уважительно, чести не роняя.

— Это поэтическое преувеличение, — попыталась успокоить я его.

Но рыцарь, похоже, обиделся всерьез, так как не стал больше ждать, а пнул коня, направляя его в сторону стоявшего богатыря.

И тут я услышала за спиной громкий голос Костопраха: