Днем после похорон, на которые приехали Харт с Дэниелом, перед Маком остановился Йен и ждал, пока тот обратит на него внимание. Таким способом Йен давал Маку понять, что хочет поговорить с ним.

Мак развернулся и пошел с братом по лужайке к дорожке, вдоль которой росли деревья.

— Ты сделал это? — спросил Йен.

Мак взглянул на брата, но тот смотрел куда-то вперед.

— Ты имеешь в виду, является ли Изабелла опять моей женой?

— Именно.

— А как ты думаешь?

— Я не знаю, поэтому и спрашиваю у тебя.

— Ты наблюдал за ней последнюю неделю. — Мак нервно потер подбородок. — И за мной тоже. Ты у нас человек проницательный. Что сам думаешь?

— Вы спите вместе?

— Иногда. Не так часто, как мне хотелось бы, но она была немного не в себе, узнав, что ее отец разорился и умер.

Йен нахмурился, и Мак мысленно отругал себя. Его брат воспринимал многое в буквальном смысле слова.

— Да, ты прав, она была не в себе, но ты должен утешать ее.

— Я утешаю. Когда она позволяет это делать.

— Так вы снова муж и жена или нет? — остановившись, раздраженно спросил Йен.

— Дорогой мой брат, я же пытаюсь тебе объяснить, что не знаю. Иногда я думаю, что да, а иногда… Я поспешил объявить об отмене нашего раздельного жительства, и, думаю, ее это испугало. Больше мне не хочется повторять эту ошибку.

Йен не мигая смотрел вперед, его взгляд был полон тревоги, хотя он ни разу не взглянул прямо на Мака.

— Ты не стараешься с полной отдачей.

— Я стараюсь, Йен. Я очень стараюсь.

— Ты не показываешь ей себя настоящего, потому что боишься попасть в глупое положение.

Это говорил человек, который только и делал, что показывал себя настоящего. Неспособный научиться хитрости или лжи, Йен говорил то, что находилось на поверхности, и ничего больше. Многих это раздражало, но Бет ухитрялась вытягивать из него точный смысл сказанного.

— Да я уже был в глупом положении, — ответил Мак. — Ты пропустил мое выступление с оркестром Армии спасения. Я играл на тарелках.

— Изабелла рассказала мне об этом. Но ты не позволил себе быть глупцом. Ты все превратил в шутку, чтобы люди смеялись, чтобы тебе не пришлось столкнуться с тем, с чем тебе не хочется сталкиваться.

— Стоп, Йен. Эта голая правда убивает меня.

— Ну вот видишь, — взгляд Йена скользнул сверху вниз по траурному костюму Мака, — ты опять пытаешься шутить.

— Чего ты хочешь, Йен? Чтобы я упал к ее ногам и показал, каким несчастным человеком я стал? Выставить напоказ все живые раны своей души?

— Да. Открой перед ней душу. Когда-то давно Харт объяснял мне, что означает эта метафора.

— Но мне кажется, Изабелла не хочет этого. Ей хочется видеть перед собой веселого и обаятельного Мака, который заставит ее смеяться и улыбаться, а не хныкающее и несчастное существо.

— Спроси у нее, — посоветовал Йен.

— Какой ты трудный человек, Йен Маккензи, — тяжело вздохнул Мак.

Йен ничего не ответил, и это могло означать, что он либо не понимает, что имел в виду Мак, либо его это не волнует. А может, и то и другое.

Они продолжили свою прогулку вдвоем и дошли до сада за домом. Среди клумб стояли Изабелла с сестрой, ее мать и Бет, которая держала Эйми. Все дамы были в черном, но Изабелла была особенно прекрасна и величественна в трауре. Одной рукой она обнимала за талию мать, другой — Луизу.

У Мака стало тепло на сердце. День был полон грусти и печали, ведь Изабелла простилась со своим отцом, но с лица леди Скрэнтон исчезли страх и тревога. Изабелла подняла глаза, увидела Мака и улыбнулась ему.

— Посмотри, — тихо сказал Мак брату, — жаль, что поводом для этого послужила трагедия, но Изабелла воссоединилась со своей семьей. Ошибки прощены. Даже если мы никогда по-настоящему не станем мужем и женой опять, для меня достаточно просто видеть ее такой, обнимающей людей, которых она любит.

Йен долго смотрел на Мака, не произнося ни слова.

— Нет, недостаточно, — вымолвил он наконец и пошел к Бет, навстречу ее сердечной улыбке.

Мак думал о словах Йена, когда поездка в Кент подошла к концу и они вернулись в Лондон. Луиза решила остаться с матерью, помочь ей успокоиться. Ей не хотелось так быстро оставлять леди Скрэнтон одну. Изабелла уже пригласила их поехать вместе с ней в Килморган на Рождество. Леди Скрэнтон поначалу отнеслась к этой идее сдержанно, но Мак превзошел сам себя и уговорил ее. Изабелла подарила ему благодарную улыбку за это.

Но Йен был прав. Мак не привык выставлять напоказ свои уязвимые места. Он считал, что уже сделал это, рассказав Изабелле об ужасном времени, пережитом в Италии, когда он решил бросить пить. Теперь он сознавал, что рассказал ей все это не только для того, чтобы снискать ее расположение, но и чтобы доказать, что к их браку он относится серьезно. На самом деле он не показал ей в полном объеме, какой развалиной был человек по имени Мак Маккензи. Если бы он сделал это, Изабелла могла бы с готовностью вдавить высокий каблук своих элегантных ботинок в ту развалину и уйти от него прочь.

В один из дней, размышляя о ее тонких лодыжках в ботинках на высоком каблуке и даже представляя ее обнаженной в одних этих ботинках, Мак смешивал краски в студии, когда услышал, как вошла Изабелла. Он оторвал взгляд от стола и почувствовал, как кольнуло сердце. Так происходило всегда, когда он видел ее. Сегодня она была в черном платье, украшенном замысловатыми петлями черной тесьмы. С этим темным фоном ярко контрастировали ее рыжие волосы и зеленые глаза.

— Мак, — резко сказала она, — ты сохранил письмо, которое я тебе отправила?

— Письмо?

Мак с трудом переключил свое внимание на краски.

— Письмо, которое я отправила тебе в ту ночь, когда ушла.

Ах, то письмо… Мак продолжал смешивать краски, чтобы скрыть нервную дрожь.

— Почему ты подумала, что я до сих пор храню его?

— Я не знаю, хранишь или нет, поэтому и спрашиваю.

— Ты говоришь совсем как Йен.

— Йен знает, как заставить людей отвечать ему.

— Все, сдаюсь. — Мак положил мастихин на стол. — Хорошо, пошли со мной.

Он повел ее в свою спальню. Это все еще была его спальня; он не спал с Изабеллой с той самой ночи, как умер ее отец.

Мак открыл шкаф и достал небольшую коробку, которую Беллами спас из полусгоревшего дома, зная, что Мак хранит в ней самые ценные вещицы на память. Он поставил коробку на пристенный столик и открыл крышку. Сильно измятое письмо лежало на самом дне, потертое от многократного прочтения. Мак извлек его и передал Изабелле:

— Кажется, это оно.