– А ты, Дедушка, не просто? – сейчас же заинтересовался Алёшка.

– Не просто, – кивнул тот. – Вот как полагаешь, сколь я на свете живу?

– Ну, лет триста, – наудачу выпалил мальчишка. – Или пятьсот…

– Ну-ну, – пригладил бороду Отшельник. – Вот ты, Андрей Галактионович, сколько бы мне дал?

– Тысячу? – задумчиво предположил я.

– Ох, дети-дети, – невесело откликнулся старик. – А я, между прочим, царя Ашурбанипала видел… Чай, и не слыхали о таком? Но пока не про то речь, а про Катерину Матвеевну. Она, между прочим, покаялась уже в злодействе своём. Сходил я поутру к ней, растолковал что к чему. И знай, Андрей, насчёт притаившейся хвори твоей она правду сказала, и яд, который тебе дала, действительно ту хворь убивает… но только вот разводить его один к ста следовало бы. Так что уж коли выжил, то никакая утробная гниль к тебе более не пристанет.

– Послушайте, – начал я, – мы вовсе не собирались причинять вам вред! Не знаю уж, что бабе Кате привиделось, но и в мыслях у нас не было убивать!

– Вот похвалил я вас, – проворчал Отшельник, – мол, умные ребята, а сейчас вижу, что зря. Ведь предупреждал же: врать мне не надо. Кому, Андрей, дядюшка из Писания сказывал: дескать, лучше одному человеку умереть за народ? Кому «чёрную стрелу» давал в виде пульки медной? «Надлежит крепко в кулаке её сжать, – произнёс он дядюшкиным голосом, – и мысленно линию прочертить от себя до супостата. Ну и в уме слово произнести, слово же – не будь».

– Всё видите? – скривился я, будто во рту был не блин в меду, а стручок жгучего перца. – С цветка души читаете или как?

– Или как, – согласился Отшельник. – Всё, что было, всё имеет отзвук свой в Сумраке, всё сохраняется, точно в книге записано. И обретя должную сноровку, можно сию книгу наловчиться читать… да не просто где попало, а ещё и открыть в нужном месте. Такие штуки мало кому ведомы, и уж точно не Януарию Аполлоновичу с Викторией Евгеньевной. – Он помолчал, поглядел в опустевшую миску – негодник Алёшка во время столь занимательного разговора успел её опустошить.

И мы тоже молчали. Ватная, сырая тишина заполнила избу. Что я мог ответить старику? Как вообще говорить с тем, кто может заглянуть в прошлое и узнать про тебя всё – и какие указания тебе дал дядюшка, и что сказал ты ноябрьской ночкой в постели перезрелой девице Кулебякиной, и куда послал тебя год назад Викентий, когда вышел ты из кабинета Харальда? Интересно, а мысли наши Отшельник тоже читает? Или всё-таки хоть что-то от него можно утаить? В конце концов, не Господь же он Бог… хотя и много старше Иисуса Христа. Смутно помнилось мне, что ассирийский царь Ашурбанипал жил вроде как во времена ещё ветхозаветные.

– Ну что глядите на меня, как мыши на кота? – прервал вязкое молчание Отшельник. – Знаю, зачем вы до меня добирались: чтобы познать, как я Иным масть меняю, каким заклятьем хитрым или артефактом сильным. Знаю и то, что приказано вам со мною сотворить, если тайну не сумеете выведать. Но раз уж такие вы настырные, то получите своё. Однако же радости будет вам с того немного. Мечтали допросить меня? Допросите. Только вот не здесь, а в местечке получше. И говорить я буду с вами порознь. Готовы, дети? Ну, пошли!

И едва сказал он это, пронёсся по избе вихрь. Сами собой растворились оконные рамы, и вымело наружу, в холод, опустевшие миски да кружки, а тут, напротив, повеяло теплом, и сильные пальцы Отшельника обхватили моё левое запястье, рванули вниз, вглубь. Я успел ещё заметить, как летит мне в лицо моя же тень – тяжёлая словно базальтовая глыба, и понял, что погружаюсь внутрь неё, падаю в бездну… Вернее, в небо.

Фиолетовое, холодное небо, разрезаемое то тут, то там, зигзагами розовых молний – казалось, те били снизу вверх. Клубились в нём сизые тяжёлые облака, готовые разразиться не то ливнем, не то снегом. Вдали рокотал гром, дул порывистый холодный ветер, хотя особой стужи в нём я не ощущал. Такие ветры бывают и летом, когда жара наконец-то уходит.

А сам я уже никуда не падал, а сидел на земле. Вернее, на тускло-зелёной траве – высокие стебли качались у меня перед глазами, прямо как давным-давно, в Чернополье, когда нянюшка Феклуша ходила со мною в степь… тогда мне это представлялось путешествием на край света, уж став постарше, узнал я, что всего-то версты полторы от имения.

– Вот тут говорить удобнее, – улыбнулся Отшельник, сидевший в трёх аршинах от меня. Одет он был уже совсем иначе – закутан в грязно-бурый шерстяной плащ до икр, на ногах сандалии из толстой кожи, седые волосы перехвачены широкой тёмно-синей лентой. И никакой бороды – гладко выбритые щёки.

– Где это мы? – вырвалось у меня.

– Я зову это место Сиянием, – ответил Отшельник, – но есть Иные, что называют его иначе. Вообще о нём мало кто знает – просто потому, что мало кто способен сюда пробиться. Так что здесь удобно говорить – никаких лишних ушей.

– Где же Алёшка? – завертел я головой, но ничего, кроме колючей травы, не обнаружил.

– На этом же слое, но подальше, в полусотне вёрст отсюда. – Губы Отшельника чуть раздвинулись в улыбке. – Я там сейчас с ним беседую. Я ведь предупреждал, что разговор… или, если угодно, допрос пойдёт порознь.

Тут, в этом странном Сиянии, изменилась и манера речи старика. Исчезли из неё простонародные обороты, и если закрыть глаза – можно представить, что общаемся мы в благородном собрании.

– То есть как? – не понял я. – Вы сейчас, значит, и со мной говорите, и с ним? И между нами пятьдесят вёрст? Как такое возможно?

– Поживи с моё, перестанешь удивляться, – заметил Отшельник. – Я много чего умею, о чём ваши Высшие и не подозревают. Правда, радости особой в том нет. Итак, Андрюша, ты хочешь узнать, как можно Тёмного сделать Светлым, а Светлого Тёмным? Про Катерину Матвеевну знаешь, про Филимона с Алевтиной тоже, и тебя – равно как и всех прочих посвященных в сию тайну – гложет любопытство. Верно?

– Что ж спрашивать, коли сами знаете? – тихо произнёс я, разглядывая траву под ногами. Какая-то странная она всё-таки была… то ли не хватало ей цвета, то ли запаха. Трава, в соседство с которой напрашивалось слово «почти». И всё тут было такое «почти». Почти трава, почти небо, почти гром.

– Знаю. Знаю и то, зачем моя тайна понадобилась Януарию Аполлоновичу и Виктории Евгеньевне. Причём имею в виду не то, что они вам с Алёшкой сказали, а как на самом деле. То есть не совсем уж они и соврали, они и впрямь не хотят, чтобы все Иные научились менять друг другу масть. И тут они правы, большая беда случится, коли способ этот станет доступен многим. Но их сиятельства не хотят, чтобы многим. Хотят исключительно себе. И конечно, у них благие цели, и у графа, и у графини. Та мечтает потихоньку перетягивать в Светлые тех Тёмных, с которых можно поиметь большую пользу для дела. Великие у неё планы, Андрюша, но тебе раньше времени знать о том не стоит.

Вот так всегда! Запахло дядюшкой – будто не Отшельник, а он сидит напротив, чешет свой сабельный шрам и рассуждает, про что мне знать рано, про что поздно… Он игрок, я фигура. Спрашивают ли коня или слона, куда им пойти? Но коли со мной играют втёмную, то нужна мне такая игра?