– А что скажете про моего дражайшего Януария Аполлоновича? – подавив досаду, спросил я. – Что он-то от меня скрыл?

– Он? От тебя? – ухмыльнулся Отшельник. – Да чуть ли не всё! Но сейчас я про то, зачем ему понадобилось масти менять. Он поумнее графини Яблонской, он Светлых в Тёмные тянуть не намерен. Напротив – хочет он кое-кого из ваших Тёмных Виктории Евгеньевне сплавить, поменяв им масть. Сам знаешь, в шахматах подчас свои фигуры только мешают, и следует от них избавиться. Вот взять, скажем, упырей лицензированных – одна морока ему с ними, или, к примеру, Луку Панкратыча, который в столицу Харальду постукивает, или вот Онуфрий, тот метит в Высшие и маг способный, но при первом же случае предаст, веры ему ни на грош… а затевает твой дядюшка такие дела, в которых потребуются ему верные Иные… готовые за него жизнь положить… сам понимаешь, с Тёмными это сложно. Вы ж все о себе, любимых, печётесь… Так вот, вознамерился Януарий Аполлонович сперва подкинуть своим намеченным жертвам некие тайные сведения… которые те сочли бы истинной правдой… а потом подстроить так, чтобы поменялась у них масть. И тогда придётся графине Яблонской брать этих Иных под своё крыло, и выболтают они ей то, что в них вложено. Оттого кое-что поменяется в её планах, дядюшке же твоему это весьма на руку. Если довелось тебе в Корпусе читать Гомера, то, быть может, помнишь, что такое троянский конь?

Я с тоской поглядел в фиолетовое небо, куда с унылым постоянством лупили снизу почти розовые… почти молнии. Вот, значит, какую игру затеял дядя Яник… и что же ставка в сей игре?

– Кстати, а звать-то вас как? – Мне ещё там, в избе, следовало это спросить, но то ли не хватило наглости, то ли ума. – Глупо, согласитесь, разговаривать, не зная даже, как к собеседнику своему обратиться.

– Да как хочешь, так и обращайся, – махнул рукой старик. – Имён у меня было так много, что я уж и сам забыл, какое из них истинное. Да хоть и Отшельником зови, ведь я и впрямь отошёл от прежних своих мест.

– Может, хоть скажете, Тёмный вы или Светлый? – безнадёжно спросил я, сам понимая, что ответа не будет.

– Ты ж ауру мою смотрел, – вздохнул Отшельник. – Сам видишь, не то и не другое. А почему? Потому что так часто менял я свою масть, что её во мне не осталось. Я не Тёмный и не Светлый, я просто Иной. Доволен?

– Разве так бывает? – в очередной раз удивился я. – Иные ведь берут свою силу либо от Света, либо от Тьмы. При посвящении мы входим в Сумрак, и он выявляет в нас истинную нашу суть, и выходим мы оттуда либо Светлыми, либо Тёмными.

– Вспомнились уроки Александра Кузьмича? – язвительно спросил Отшельник. – Пора тебе, Андрюша, понять, что не всё так просто. Нет никакого Света и нет никакой Тьмы – то есть нет за этими словами никаких разумных Сил, никаких равновеликих богов. А есть желание всякого человека объединиться со своими… но своими не могут быть все, значит, нужны чужие. Видимо, кто-то из воистину древних Иных это осознал, и оттуда, из допотопных веков, пошло такое разделение. Вот это, – на левой ладони его закрутился чёрный шарик размером с крупную сливу, – и вот это, – на правой вспыхнул лепесток белого огня, – всего лишь действие очень древнего и очень долгоживущего заклятья. По крайней мере иначе их никак не объяснить. По-моему, это просто-напросто символы той или другой стороны, не стоит за ними никаких великих смыслов.

– Так вы, Отшельник, сразу и Тёмный, и Светлый?

– Можно сказать и так, – согласился он, – а можно иначе: что я уже и не из Тёмных, и не из Светлых, а просто сам по себе. И от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл…

– Значит, никакой разницы между Тёмными и Светлыми нет? – хмуро поинтересовался я.

– Эх, Андрюша, – гулко засмеялся Отшельник, – это смотря в чём её, разницу, искать. Вот смотри, кто чаще всего оказывается Светлым? У кого душа настроена на других людей. Кого они не тяготят, кто без труда способен их жалеть в скорбях и сорадоваться им в удачах. А кто попадает в Тёмные? Тот, кому то, что у него внутри, важнее всего того, что есть снаружи. Кто с людьми сходится туго, кто сосредоточен на своих радостях и горестях, и чужие в его душу уже не вмещаются. Вот тебе одна разница.

– Есть и другая? – Мне отчего-то вдруг сделалось неуютно. И не холодный ветер тому причиной, не набухающие над головой тучи.

– Есть! – кивнул Отшельник. – И уж эта другая разница – самая главная. Вот смотри, откуда у Иных магическая сила? Правильно, из Сумрака. А откуда она там берётся? Стекают туда, в Сумрак, человеческие чувства – радость, печаль, гнев, страх, веселье, надежда, отчаянье, любовь, зависть, доблесть… Стекают – и неким неведомым нам образом претворяются в силу… вернее сказать, в способность действия… греки бы сказали, в энергию. Но энергия эта связана с породившими её чувствами. Энергия, проистекающая от стыда, отличается от энергии, порождённой доверием, сила гнева не такова, как сила страха… Так вот, Иные черпают силу из Сумрака – но не любую силу, а только ту, что соответствует устроению их души. Ты Тёмный, ты тащишь из Сумрака магию, но эта магия родилась из тёмных чувств. Алёшка твой Светлый, он тянет магию, порождённую светлыми чувствами. Чем отличаются эти чувства? Не знаю. Чем зелёный цвет отличается от голубого, а красный от жёлтого?

– То есть если я вошёл в Сумрак в тоске, то и после питаюсь лишь той силой, что получилась от человеческой тоски, которая в Сумрак стекла? А сила, происходящая от страха или веселья, мне уже и недоступна?

– Вот умный ты парень, быстро схватываешь, – хмыкнул Отшельник. – На самом деле всё не так просто, и тянешь ты силу и от тоски, и от страха, и от гнева… но в разной мере. Тут как в музыке – если созвучны твоей душе некие ноты, то и будет она откликаться на них. А к другим, далёким нотам окажется глуха. Так вот, Тёмные и Светлые отличаются тем, что тянут силу, настоянную на чувствах разного цвета. Ты, Тёмный, не можешь взять из Сумрака силу, в которую претворилась человеческая любовь, или радость, или восхищение красотой. У тебя попросту нет доступа к этим энергиям. Равно же и Светлый – он попросту не почует и не притянет силу, порождённую завистью или похотью. Проще сказать, одни из вас пьют красное вино, а другие белое. Но те, кто пьёт красное, не замечает белого, и наоборот.

– И значит, поменять масть – это сделать что-то такое, чтобы вместо красного вина ты стал замечать белое?

– Соображаешь! – Отшельник поднял вверх палец. – Поясняю: внутри у каждого Иного есть такая штучка… знаешь, до сих пор не задумывался над тем, как её назвать… да хотя бы рычаг. И от того, в каком положении этот рычаг, зависит то, какие энергии доступны. А положение рычага действительно связано с тем, в каком настроении вошёл ты впервые в Сумрак. Установился он в положении «Свет» – и быть тебе Светлым, тянуть тебе силу, проистекающую из светлых чувств. Установился в положение «Тьма» – и ты уже Тёмный.

– А почему нельзя этот рычаг сдвинуть? – спросил я. – Или он раз и навсегда устанавливается?

– Правильный вопрос! Если бы раз и навсегда, то быть бы Катерине Матвеевне вечно Тёмной ведьмой, а девице Алевтине – Светлой. Можно, можно сдвинуть рычаг! Но очень сложно. Потому что, раз установившись в одно положение, он как бы прикипает. Чем дольше ты живёшь в своей масти, тем труднее тебя из неё вынуть. Вот представь окно, не открывавшееся лет сорок… легко ли будет поднять шпингалет? Придётся стучать по нему молотком… а главное, не абы как стучать, а с умом, нанося удары нужной силы и в нужном направлении. Вот это и есть тайна, о которой мечтают твой дядюшка и Алёшкина графиня. Хотя не такая уж и тайна… знакомы мне Высшие, которые до того же додумались и сообразили, куда себя стукнуть, дабы в другую масть обратиться. Только мало таких – слишком это страшно и слишком больно.