Она отступила – так осторожно, как могла, сохраняя по возможности нейтральное выражение. Он понял, даже не понимая, и ответил ей сожалеющей улыбкой. И все закончилось.

Позже, занявшись выключением реакторов шаттла и сосредоточив взгляд на сложных системах управления и диаграммах, заполнивших кабину, Отон сказал:

– Нам придется схитрить, чтобы ускользнуть от Плутарха.

Он вновь говорил своим обычным тоном, который Плавтина хорошо знала, – глуховатым, властным, тоном бога или военного, привыкшего командовать.

Если Плавтина не желает Отона, она более не стоит его внимания, которое лучше обратить на более серьезные вещи. За этой рисовкой таилось болезненное воспоминание о том, что она его ранила, пусть и не нарочно – и все же…

Так, думала она, они и будут оставаться рядом – приговоренные к самому полному одиночеству. Плавтина не знала, что еще сказать, ее горло больно сжалось от того, что она не смела заплакать.

* * *

Аттик и Эврибиад следовали за морскими созданиями Европы и наконец их нагнали.

Аппарат белуг, длинный и тонкий, как сигара, казалось, продвигался в холодных водах с трудом, нерешительными рывками. Уцепившись за ее бока, бледные аборигены даже не соизволили взглянуть на гостей блестящими глазами, когда те приблизились, пока один из них – вроде бы тот, догадался кибернет, у которого был нож, – не махнул им наконец длинной тощей рукой, показывая, что они могут обогнать аппарат и дальше плыть прямо. И кибернет, и Аттик желали покончить с этим как можно быстрее. Батискаф ускорился, разрезая черную воду.

– Пройдем так близко, как только сможем. Даже им кильватер наверняка создает дискомфорт, – сказал деймон.

Они скользили вперед. Так прошел еще час. Сперва они заметили только искорку в темноте – едва ли намек, из тех, о которых думаешь: уж не обман ли это зрения. Но нет: все они видели бледный свет, и он рос по мере их приближения, пока они не догадались, что перед ними – не одиночный маяк, а огромный, размытый и далекий рой, вьющийся среди вод. Они плыли еще несколько часов подряд, все ускоряясь. Маленьким отрядом завладело любопытство, смешанное с беспокойством. Что это – какой-то гигантский артефакт? Огромный город наподобие Урбса? Сколько представителей у странной расы, живущей под поверхностью Европы?

Постепенно перед ними открылся горный массив, основание которого терялось в темноте. Его рельеф был различим лишь благодаря маленьким роям светлячков – выстроенным в ряды и, без всякого сомнения, искусственным. Во множественном свете пунктиром вырисовывалась гора колоссальных размеров.

Асимметричный вулкан с одной стороны – справа от них – заканчивался гигантским обрывом, а с другой поднимался ярус за ярусом, широкой лестницей, выстроенной из огромных плато, разделенных головокружительно высокими скалами. Насколько Эврибиад мог видеть, таких плато было четыре. На них и вели свою деятельность обитатели Европы.

– Существует, – объяснил Аттик, – горячая точка, в которую выливается магма. Она проходит через мантию и выливается наружу. При смещении плит эта точка тоже перемещается – так создается череда потухших вулканов, стоящих рядом. Морская вода со временем выравнивает их. Посмотрите на последнюю вершину – она гораздо выше других, потому что это новый вулкан. Так образуются горные щиты в регионах, где существует геологическая активность.

И в самом деле, с правой стороны вся эта структура заканчивалась впечатляющим горным пиком – меньше чем в километре от ледяной горы. Там наверняка стояла очень низкая температура, однако присмотревшись, можно было разглядеть красноватые огоньки и странные завихрения, позволяющие угадать, где находится вершина, хотя все освещение заканчивалось несколькими километрами ниже. По другую сторону от этого скопления вулканического камня – лишь бездна: склон, головокружительный, как лыжная трасса, уходил глубоко в океан.

– Все это, – прокомментировал деймон, – указывает нам на основную деятельность наших новых друзей.

– Я не понимаю…

– Сельское хозяйство. Старо как мир. Биологические создания всегда скапливаются у горячих источников, несмотря на риск катастроф, поскольку в этих местах плодородные земли. Они наверняка выращивают какие-нибудь водоросли на вулканическом пепле.

Эврибиад попытался вообразить, как эти призрачные существа с длинными пальцами убийц и рядами маленьких жестоких клыков жуют водоросли. Он скептически пожал плечами.

Однако Аттик был прав. Они предпочли спуститься сразу на несколько километров, чтобы пролететь поближе к первым источникам света и получить какое-то представление об этом мире. Далекие светлячки быстро превратились в шары в три человеческих роста; они рассыпали на сотни метров вокруг свои ослепительные лучи, рассеивая давящую темноту моря. Обступая их, плотная разнородная фауна теснилась в усыпанной мусором воде. Повсюду, насколько хватало глаз, расстилались подводные поля, расходясь концентрическими кругами от источников радиации – пышно разросшиеся плантации водорослей самых разных оттенков, от темно-синего до насыщенно-зеленого, среди которых порой проглядывал ярко-красный. Тут паслись многочисленные косяки бледных бесцветных рыб, лениво пощипывая растительность или подъедая питательные вещества, которых здесь было в изобилии, – когда на них самих не охотились рыбы более хищные.

Теперь отряд мог рассмотреть обитателей этих мест. Долговязые и бледные, привыкшие к большой глубине, с глазами, которые малейший отблеск света превращал в зеркало, с удлиненными мышцами, полными сухой, нервной силы. Разбившись на маленькие занятые группки по пять-шесть душ, они сеяли, копали, ловили огромными сетями большие стаи рыб, а потом били их дубинами, чтобы оглушить. Они трудились в полном молчании, которое вкупе с гипнотическим шевелением растений придавало всему зрелищу сходство со сном. Но больше всего Эврибиада удивляло абсолютное отсутствие реакции на прибытие батискафа. Аборигены поднимали головы, когда тот проплывал мимо, и сразу возвращались к работе, будто это их совершенно не касалось.

– Там! – воскликнул Гистий, указав лапой на одну из рабочих бригад, оказавшуюся сразу за иллюминатором.

Кибернет подошел, и вместе с Аттиком они увидели группу аборигенов: четверо из них надрывались, а еще один, держащий что-то вроде длинной пики, только присматривал за ними, сам ничего не делал. Один из крестьян поднял к ним невыразительное лицо, и надсмотрщик сильно ударил его, так, что брызнула кровь – потом повернулся к чужакам, демонстрируя узловатое, покрытое шрамами тело. Его нижний плавник, разорванный и плохо сшитый, свисал жалкими лохмотьями. Страж открыл пасть, полную акульих клыков, ухмыльнулся с угрожающей жестокостью и потряс оружием, чтобы прогнать их прочь.

– Посмотрите на них, – сквозь зубы процедил Аттик. – Видно, что его кормят лучше, чем остальных.

Разница между надсмотрщиками и рабами бросалась в глаза. У рабов под бледной кожей рук, лопаток и ребер явственно проступали кости.

Они продолжили плыть по широкому плато, усеянному пятнами света. Водная прерия, которую крестьяне так упорно обрабатывали, была основой сложной питательной цепочки. Обитатели Европы питались только самыми большими рыбами. В отсутствие машин или развитых орудий труда, чтобы раздобыть достаточно пищи для всех, приходилось задействовать бо́льшую часть населения, а результат оставался ненадежным.