не выдавали, обеспечивали продуктами. Должностные лица по первому требованию снабжали необходимыми документами. Эти же должностные лица не забывали регулярно «отчитываться» о результатах борьбы с дезертирством перед губернскими властями. Между тем проблема дезертирства не решалась: Красная армия недополучала бойцов, а с мест поступали сведения об отсутствии

дезертиров или, напротив, – успешной борьбе с ними. Как следствие – возникновение и рост «преступлений по должности»: выдача поддельных документов, злоупотребление служебными полномочиями, незаконное присвоение и перераспределение имущества, финансовых средств и т. д.

Безусловно, борьба с дезертирством зависела от качества выполняемой работы на местах – прежде всего в уездных и волостных комиссиях. Этому препятствовало, как и в 1919 г., отсутствие подготовленных кадров – политработников, руководителей комиссий, достаточного количества оружия для ведения борьбы с дезертирами, а также желания вести эту борьбу. В тех уездах, где подобные проблемы решались, были и результаты, как например, в Усольском или Оханском уездах151.

Отчасти раскрывает такие «взаимоотношения» между бандитами и запуганными работниками уездных и волостных советских учреждений присланная из Екатеринбурга телеграмма заместителя председателя Приуральской окружной комдезертир Моисеева от 7 октября 1920 г. в Пермскую губкомдезертир: «Из представленных докладов за август 1920 г. Уфимской и Пермской губкомдезертир указывается на массовое дезертирство в Златоустовском, Белебеевском и Чердынском уездах, которые терроризируют советских работников, и борьба с ними требовала напряженности… Уездкомдезертиры проявили в этой борьбе самое индифферентное отношение. Например, по Златоустовской и Чердынской уездкомдезертирам с 1 по 15 сентября не указывается ни единого задержанного дезертира облавами в окрестностях уезда, за исключением случайно пойманных, то есть взятых по указаниям или приведенных милицией. Нет ни единого случая конфискации имущества дезертиров и укрывателей. Только Белебеевской комдезертир задержано облавами 89 дезертиров, конфискаций ни одной и за это время не видно, абсолютно никакой продуктивной работы, даже обследований гражданских учреждений не производилось, за исключением Белебеевской и Чердынской, которыми в результате обследования задержано двое. Из сводки Кунгурской уездкомдезертир видно полное замерзание политической работы, как среди красноармейцев, так и населения, благодаря чему замечается рост массового дезертирства из частей. Да оно и понятно, так как не было проведено ни одного митинга по уезду…»152.

А дезертиры тем временем образовывали бандитские группировки, преступная деятельность которых не велась обособленно: в нее были вовлечены как органы власти, так и местные жители. Непременным для действий создаваемых дезертирами группировок становились убийства, грабежи, насилия, вымогательства. Одни банды – в зависимости от того, кто возглавлял их и каковы были политические настроения рядовых членов банды, – тяготели к политическим лозунгам, другие занимались обыкновенной уголовщиной. В отличие от политических чисто уголовные бандитские группировки не были многочисленными.

Ни о какой борьбе с дезертирами на местах не могло идти и речи. Все было формально. Потакание бандитам развязывало им руки, прививало ощущение вседозволенности и безнаказанности, и самое главное – алчности. Повсеместно шли грабежи, сопровождавшиеся убийствами и насилиями.

В то же время бандиты, совершая жестокие преступления в целях наживы, выдавали тем самым себя губернским властям. В губернии узнавали о существовании бандитских группировок и масштабах дезертирства именно таким образом, а также в результате донесений случайных очевидцев – «честных красноармейцев» или партийных работников. После этого губернский центр отправлял необходимые силы в виде отрядов особого назначения, разведывательных отрядов в целях задержания бандитов.

О приближении отрядов доносили крестьяне-осведомители соседних волостей, и бандиты уходили в лес. Как только опасность миновала, они возвращались.

Факты свидетельствуют, что, как и раньше, деревня продолжала жить по общинному принципу круговой поруки. Если в деревне, где преобладали антибольшевистские настроения, кто-то из крестьян, членов сельских органов самоуправления и советских учреждений, не выполнял требования бандитов (отказывал в выдаче хлеба, денег, имущества), а также способствовал их розыску, тот подлежал жестокой расправе или становился изгоем. Например, те же сельские органы конфисковывали имущество (иногда последнее, что было) с последующим распределением между другими членами сельского общества.

О проявлениях данного типа бандитизма в архивных источниках упоминается уже в 1918 г. В Пермско-Останинской волости Пермского уезда существовала деревушка Милкова. Совсем маленькая: всего восемь жителей. Так бы никто и никогда не узнал о ней, если бы ее совершенно случайно не обнаружили в 1920 г. заблудившиеся молодые красноармейцы из отряда Пермской уездкомдезертир.

В Пермском уезде в то время насчитывалось 50 волостей, вследствие чего контролировать территорию было очень трудно. Борьба с дезертирством здесь осуществлялась по мере возможностей и сил.

19 сентября 1920 г. отряд Пермской уездкомдезертир под командованием Желнина получил приказ произвести облаву в лесах Пермско-Останинской волости. Ввиду того, что «проводник попался малоопытный, то ушли по другому ложному пути». «Проведя одну безрезультатную ночь, и не имея компаса», на утро бойцы двинулись в путь. Только 21 сентября они вышли к деревне Милкова, а 22 сентября вблизи этой деревни нашли и землянку на 10–12 человек. Землянка оказалась пуста. Однако были обнаружены в большом количестве хлеб и мука. Тотчас же бойцы приступили к обыску домов жителей деревни, который дал следующие результаты: 2 винтовки, 50 патронов, охотничье ружье, капсюли для бомб. На деревню был наложен штраф в 77 тыс. руб., а ее жители привлечены за укрывательство к принудительным работам на 15 суток.

Во время пребывания в Пермско-Останинской волости отряд произвел 3 облавы в лесу и 12 в деревнях. Были пойманы 2 вооруженных дезертира, скрывавшихся больше года, арестованы 17 укрывателей. Позднее командир отряда Желнин в своем докладе комиссии отмечал: «Настроение населения волости, кроме деревни Милкова, кулаческое. Деревни Милкова – к Советской власти, в частности, к отрядам, резко враждебное… Семья контрреволюционная»153.

От местных крестьян бойцы узнали ужасающие подробности того, что происходило в этой волости. Вся деревня Милкова – 8 человек – регулярно производила нападения на проходящих красноармейцев с 1918 г., обезоруживая и убивая их. Со слов свидетелей, пострадало значительное количество людей, в точности невозможно сказать.

Во время восстания в том же 1918 г. в деревне Милкова были расстреляны красноармейцы и коммунисты – семь человек. Троих крестьяне зарыли тут же на месте, в трех саженях от дороги, двух других спустили под лед реки Косьвы. Бойцы нашли и вскрыли могилу, обнаружив в ней останки пяти тел.

В ходе расследования были опрошены крестьяне. Оказалось, что вся волость в течение почти трех лет принимала участие в пособничестве дезертирам и бандитам, в их укрывательстве. Запасы оружия также были обнаружены в деревнях Тихой, Красной, Юрухайновой, Панылках и Вяткиной. Но главное, что удалось выяснить – это участие в преступной и антисоветской деятельности местной партийной ячейки, ее руководителя Чащина Василия Степановича. Командир отряда Желнин в докладе напишет: «…Даже члены ячейки принимали участие в позорном нашествии колчаковских