Вскоре Торвин перестал ее ждать и пытаться сесть рядом, искать ее и заговаривать. Аша чувствовала, что это ранит ее прямо в сердце. И потому, когда никто не видел, она следила за ним украдкой.

Она наблюдала издалека, как он учит наездников управлять драконами. Он мягко поглаживал зверя по бокам и показывал, как нужно его успокаивать и снимать страх. Он свистел и щелкал на разные лады, рассказывая, какие команды может выполнять дракон с помощью этих звуков. С утра до ночи он передавал им все, что знал сам, а между тем круги под его глазами становились все темнее.

Она видела, что Торвин подсаживается к Калли и помогает той с шитьем, обсуждает с ней, как лучше сделать ту или иную вещь. Каждый раз, как он обращал к Калли свою кривоватую улыбку, внутри Аши что-то обрывалось. Она ловила себя на мысли, что невольно начинает сравнивать себя с ней. Эта прекрасная, как летний рассвет, девушка была, как и он, из скраллов. И кто знает, возможно, Торвин позовет ее с собой, когда наконец уплывет из Дармоора.

Иногда Калли и Торвин, взяв с собой других музыкантов, уходили из лагеря и устраивали представление. Аша не смела приходить и слушать их, как остальные, но всегда старалась задержаться где-нибудь поблизости. Когда она слышала, как мелодия лютни Торвина переплетается с нежными переливами тростниковой свирели Калли, ее сердце ныло, словно в него вонзался остро отточенный топор. Каждый раз она ждала, когда наконец зазвучит та песенка, что он напевал себе под нос, но так и не дождалась.

«Если хочешь сохранить ему жизнь, держись от него подальше».

Последние дни Аше это удавалось. Но сейчас она стояла прямо перед ним в шатре наездников. Глубоко вздохнув, Аша шагнула к столу, заваленному отрезами кожи и шерсти. Это был стол Калли. Ее инструменты: нож, иглы, катушки ниток и кусочки угля – были сложены аккуратными, ровными рядками. Возле стола, на спинке стула, висел шерстяной плащ, сшитый для Аши.

– Где Калли? – как можно спокойнее спросила Аша, набрасывая плащ на плечи.

Торвин не поднял головы.

– Это первый раз за последние дни, когда ты со мной заговариваешь.

Аша перестала завязывать тесемки.

– Что ты имеешь в виду?

– Перестань, Аша, – он взглянул на нее. – Мы оба знаем, что ты меня избегаешь.

Да, так оно и было. Но при этом Аша видела, что он знакомил Калли с Тенью, показывал ей, где дракона почесывать, чтобы ему понравилось: под подбородком. Она видела, как каждый вечер Калли прохаживается перед шатром и ждет, чтобы вернуться в лагерь вместе с ним. И он идет с ней.

– А что насчет тебя? – тихо спросила она.

Он опустил иголку.

– Что насчет меня?

«Ты же не пытаешься меня удержать».

Конечно, это было смешно. Она и не должна пытаться его удерживать.

– Ладно, неважно.

Аша завязала тесемки плаща и повернулась, чтобы уйти, но не успела.

– Сафира права, – услышала она за своей спиной. – Ты непоколебима, как скала.

Уязвленная, Аша остановилась на полпути. Сафира говорила о ней с Торвином?

– Можешь передать Сафире: мне плевать.

Он усмехнулся.

Ей не стоило оборачиваться, нужно было просто уйти. Но если бы она ушла, она не обратила бы внимания на его похудевшие, опущенные плечи, на то, что его руки тряслись сильнее, чем пару дней назад. В свете лампы, держа на коленях недошитый плащ, Торвин выглядел изможденным, так же как ее брат до мятежа невольников.

Страх захлестнул ее.

«Но я была так осторожна! Как такое могло произойти?»

Аша развязала тесемки плаща и скинула его с плеч. Усевшись рядом с Торвином на плетеную циновку, она потянулась за нитками с иголкой, исподтишка разглядывая его и ища признаки, что были у ее матери. Быстрая потеря веса, неестественное измождение, судороги… Может, ему вообще нельзя приближаться к драконам? Эти звери тоже рассказывают древние напевы. Они делают это неслышно, но что, если это может вызвать…

– Ты хоть знаешь, как с ними обращаться?

Вопрос сбил ее с мысли. О том же самом она мысленно спросила Торвина, увидев лук и стрелы в его руках тогда, на арене.

Аша метнула на него свирепый взгляд.

– А как, думаешь, я сшила свои доспехи? – буркнула она, вдела нитку в иголку и взялась за второй рукав.

Когда его колено задело ее ногу, она подняла голову и увидела, что Торвин улыбается. Волна приятной теплоты поднялась у нее внутри. Она убеждала себя не делать этого, но все же чуть придвинулась к нему, позволив их ногам соприкасаться.

Они работали в томительной тишине. Когда оба рукава были пришиты к плащу, они без промедления взялись за следующий. Так тянулись часы; на лагерь неслышно опустилась ночь. Торвин принялся напевать свою таинственную мелодию, но глаза у Аши уже слипались.

Когда Торвин заметил это, он отобрал у нее иглу.

– Время позднее, охотница на драконов. Пора спать.

Аша слишком устала, чтобы его поправлять: она больше не охотилась на драконов, не хотела быть Искари.

Аша собралась подняться. Путь до ее шатра, который она делила с Сафирой, лежал через весь лагерь, а она уже еле держалась на ногах. Торвин коснулся ее руки.

– Останься.

Она помотала головой, избегая его взгляда.

– Не могу.

– Аша.

То, как скралл произнес ее имя, остановило ее. Она взглянула в его глаза, светящиеся теплотой и нежностью. Сейчас он выглядел таким ранимым и хрупким.

– Хорошо, – смущенно отвернувшись, произнесла она. – Посижу, пока не дошьешь этот плащ.

Легкая улыбка тронула его губы.

– Разбуди, когда закончишь, – пробормотала она, сворачиваясь в клубок на циновке рядом с ним.

Спустя мгновение он укрыл ее плащом, и она тут же заснула. Во сне ей привиделась та, в честь кого ее назвали, – богиня Искари.

Глубокой ночью Торвин отложил иглу и вытянулся рядом с ней. Аша проснулась. Он лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел на холщовый потолок шатра. Отголоски сна витали в ее сознании, и она совсем забыла об опасности.

– Торвин, – прошептала она.

Он повернул голову.

– Как думаешь, богиня Искари ненавидела себя?

Он явно не ожидал такого вопроса, потому что она услышала, как он с шумом втянул воздух и замер, словно она ударила его локтем в живот.

– Я думаю… – спустя долгую паузу протянул он, пристально глядя ей в глаза. – Думаю, богиню Искари заставили быть тем, кем она не хотела быть.

Аша открыла рот, чтобы сказать, что это не ответ, но он продолжил:

– Искари позволила другим так к себе относиться, потому что считала, что у нее нет выбора, что она одинока и нелюбима.