Ответа не последовало.»

Да, молчал член Политбюро Молотов, молчал член Политбюро Микоян, и члены Политбюро Андреев, Каганович молчали. Все молчали. Молчал и Ворошилов. Сидел с открытым ртом и молчал. Смотрел округлившимися глазами на вытянувшихся во фрунт посреди кабинета Тимошенко и Жукова и молчал, только правая рука маршала пыталась нащупать на ремне кобуру нагана. Автоматически. Нагана, конечно, не было. В кабинет к Сталину с наганом заходить было нельзя. Сталин заметил движение руки своего старого друга. Молчание прервал, как опять же Жуков повествует, нарком Тимошенко:

«— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.»

— Клим, чего по портупее рукой шаришь? Наган ищешь? Застрелиться хочешь? Не стоит, я согласовывал назначения этих двух придурков. Мне тоже стреляться? — спросил Сталин.

— Сначала я их пристрелю. Коба, сделай исключение, разреши за короткостволом сходить, — попросил Ворошилов.

Нарком Обороны и начальник Генштаба стояли столбами, не понимая, что происходит, чем они так сильно провинились.

— Клим, по-моему, они не вкурили насчет причин твоего гнева. Мне так кажется, — Сталин стал раздраженно ломать одну за одной всю пачку папирос «Герцеговина флор»: — Объясни им.

— Вы только от перебежчика узнали, товарищи Тимошенко и Жуков, о том, что завтра подлые фашисты вероломно и неожиданно нападут на нашу социалистическую Родину? — вкрадчивым голосом задал вопрос Климент Ефремович.

— Так точно, товарищ маршал и заместитель Председателя Совета народных комиссаров, — дружно гаркнули Тимошенко и Жуков.

— А если бы не было перебежчика так бы и не узнали?

— Так точно. Никак нет. Так бы и не узнали.

— Т. е., если бы какой-то ефрейтор сегодня не предал фюрера или утонул бы, переплывая реку на границе, то завтра наша Красная Армия была бы разгромлена в казармах вместе с авиацией на аэродромах в результате неожиданного и коварного нападения врага?

— Так точно, товарищ маршал и заместитель Председателя Совета народных комиссаров, — снова дружно гаркнули Тимошенко и Жуков.

— Клим, по-моему, они идиоты, — вмешался в разговор Сталин: — У них в личных делах есть справки от психиатра, что они не идиоты? Они у тебя медкомиссию проходили? Или их обследовал тот же врач, что и историка Исаева?

— А скажите нам, членам Политбюро, граждане (при слове «граждане» нарком Обороны и начальник Генштаба побледнели, а сидевшего за столом Л. П. Берия зловеще запотели стеклышки пенсне) военные, что мы будем делать, если завтра на рассвете немцы не нападут, но зато в ярких лучах восходящего солнца увидят, как к границе движутся наши приведенные в боевую готовность войска, а некоторые уже даже с пулеметами находятся в окопах? Что мы сможем ответить Гитлеру, который заявит о готовящемся на него нападении со стороны СССР?

— Скажем, что он нас сам спровоцировал, подослав к нам своего шпиона-перебежчика, и этого фельдфебеля Лискова расстреляем, — нашелся начальник Генштаба.

Сталин от удивления уронил на пол уже набитую табаком трубку. Спрятав голову под стол, рыдал Молотов, видны были только его вздрагивающие плечи.

— А что у вас, гражданин Тимошенко, в красной папке? Там наверно какая-то директива, так я понимаю? — обратился Иосиф Виссарионович к наркому Обороны.

— Нет, ничего там нет. Это я так, для солидности ее взял.

— Ну-ну, вы не Штирлиц, гражданин Тимошенко, а я не Шелленберг, давайте сюда вашу папку, посмотрим, что вы там сочинили.

Тимошенко трясущимися руками достал лист и положил его на стол перед Сталиным.

— «Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота», — стал читать вслух Сталин: — Ну и почерк, каракули, как будто человек с диагнозом «болезнь Паркисона» писал. Ваш почерк, гражданин Жуков? С похмелья сочиняли? Сами и читайте дальше.

Жуков взял протянутый ему лист, набрав побольше в грудь воздуха, стал читать текст хорошо поставленным голосом актера Ульянова:

— В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО…

Во весь голос гоготал Ворошилов, сморкаясь в носовой платок с вышитой на нем надписью «Ворошиловскому стрелку», вытирал потрепанным рукавом единственного кителя слезы, выступившие от смеха, Сталин. Запотели стекла пенсне у Берии. Молотов уже лежал под столом и только всхлипывал, выкрикивая:

— На фронтах 1-м и 2-м Украинских! 1-м и 2-м Прибалтийских! На Ленинградском и Волховском! Вам где эту директиву сочиняли, там, где мемуары Жукова печатались, в издательстве АПН?

Мчалась по Москве, ревя сиреной карета «Скорой помощи», увозя в дурдом зафиксированных санитарами Тимошенко и Жукова…

Это наша история, братья. Вот такая она у нас. Вам не кажется, что в дурдом нужно и всех наших историков скопом отвезти?..

…Однако, когда санитары ввели доставленных в приемный покой Канатчиковой дачи, известной также как больница имени Кащенко, дежурный врач замахал руками:

— Не-не-не, вот этого, А Вэ Исаева, оставляйте, а этих двоих, Тимошенко и Жукова, назад грузите, они не наши клиенты, уже из Кремля звонили, везите откуда взяли.

Снова, гремя сиреной и сверкая блеском фар, карета понеслась по Москве, которая после 14 июня вся думала, что с немцами навсегда будут мир и дружба, как писала газета «Правда».

В кабинет Сталина наркома Обороны и начальника Генштаба завели уже в наручниках. Жуков еще попробовал трепыхаться в лапах конвоя: «Сатрапы, дайте мне катану, я харакири сделаю, как японцы на Хахин-Голе!» — но его успокоили ударом по печени и бросили обмякшее тело к столу, за которым сидели и зло скалились члены Политбюро.

— Ми напрасно думали, что ви, товарищ Тимошенко и товарищ Жюков, обмывали свои должности пока не допились до бэлочки и фронтов, — когда Сталин волновался, его грузинский акцент становился заметнее: — Но ми ошибались, не проявили большевистской принципиальности и чуть не лишились классового чутья. Ви — враги, вредители и шпионы, которые замыслили уничтожить нашу авиацию, погубить моих соколов и сделать это хотели в самое опасное время, перед самым вероломным нападением врага на нашу Родину.

С гладко выбритой головы Тимошенко за воротник маршальского мундира потекли ручейки холодного пота. Жуков выл и катался по полу, грызя затоптанный сапогами ковер.

— Читай, товарищ Ворошилов, их директиву № 1 дальше, а товарищ Берия пусть конспектирует и конспект следователю передаст.

Ворошилов схватил уже помятый и местами разорванный лист с Директивой № 1 и, волнуясь, срывающимся от волнения голосом, почти выкрикнул:

— «Приказываю… б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать». Всё. Пипец вам. Это ваш приговор. Обвиняетесь в том, что планировали поднять ночью, перед рассветом, неготовую к