К тому же я прекрасно знаю, где он: дома, в Монсальви, я собиралась сегодня ехать к нему…

Она говорила гладко и, как ей казалось, убедительно. Но в это время Готье, вошедший в комнату следом за художником, заметил на полу кинжал. Под железным подсвечником он увидел адресованное ему письмо, взял его и, прочитав, был так поражен, что, не сдержавшись, гневно воскликнул:

— И вы собирались сделать это? Несмотря на то, что вы мне обещали, вы бы это сделали, забыв о моей клятве?

— Монсеньор, — он бросился к Ван Эйку и сунул ему в руки письмо, — рассудите нас! Прочтите оставленное мне письмо! А потом спросите у вашей подруги, как она собиралась уехать, о чем сама только что говорила.

— Готье! — возмутилась Катрин. — Сейчас же отдайте мне это письмо! Как вы смеете?

— А вы? Как вы смеете? — ответил он, не в состоянии сдержать слезы, залившие его лицо. — Это письмо адресовано мне, не так ли? Я его прочел. Что здесь плохого? Ну почему, почему?

— Вы же прочли и, стало быть, теперь знаете.

— Я не могу в это поверить! Это — не причина для смерти! Это глупо, глупо хотеть…

Юноша бросился на край кровати и разрыдался. Ван Эйк, быстро пробежав глазами письмо, поднял на Катрин полные недоверия глаза:

— Это все выдумка? — произнес он наконец. — Вы же не собирались?..

Она опустила голову, стыдясь той минуты отчаяния, которая уронила ее в глазах старого друга и Готье.

— У меня нет другого выхода, — сказала она наконец. — Если бы вы не пришли, все было бы уже кончено. Но вы пришли!

— Я не устану благодарить за это Бога! — ответил Ван Эйк. Затем он повернулся к Готье, не привыкшему к долгому бездействию и уже вытирающему слезы. — По всей видимости, поскольку Всевышний послал меня сюда, я должен найти способ помочь вам. Мальчик мой, а что, если вы расскажете мне все по порядку? А в это время ваша хозяйка оденется. В комнате не топлено, а на ней лишь тоненькая рубашка: она, наверное, дрожит от холода. Пойдем, закажем завтрак и выпьем по стаканчику горячего вина. Катрин, вы должны пообещать мне не предпринимать второй попытки. Я уношу ваше оружие.

— Это ни к чему, Ян! Я даю слово. Я сейчас к вам спущусь. Да, кстати, а вы-то почему здесь? Мне с трудом верится, что вы очутились в таверне по Божьему указанию, чтобы вытащить меня из беды.

Ван Эйк улыбнулся.

— Пути Господни неисповедимы! Я прибыл, чтобы объявить герцогине, что она не получит больше денег от герцога Филиппа. Ее следует урезонить. Эта женщина — просто бездонная бочка. У нее полно долгов, и если ничего не изменится, единственное, что ей останется, — это…

— …Это продать свое герцогство монсеньеру герцогу Бургундскому, не так ли? Он все такой же! А вы, Ян, по-прежнему выполняете его неприятные поручения.

Когда мужчины вышли из комнаты, Катрин быстро привела себя в порядок и оделась. Еще час назад графиня думал о смерти, а сейчас она неожиданно почувствовала, что замерзла, голодна и по-прежнему любит жизнь.

Она не представляла, чем художник сможет помочь ей, но Катрин была известна его мудрость, осторожность изобретательность. Эти качества, помимо таланта, сделал его одним из самых любимых подданных Филиппа.

К тому же хорошо бы хоть раз поделиться с кем-то своей тяжкой ношей.

Очень скоро умытая, тщательно одетая и причесанная Катрин спустилась к мужчинам. Ван Эйк заказал обильны! завтрак. Беранже с блестящими от удовольствия глазами завоевывал сердце художника своим выразительным смуглым лицом и сообразительностью.

Они начали трапезу в тишине, нарушать которую у Катрин не было никакого желания. Обычно неприхотливая в еде, этим утром она ощутила новый вкус ветчины, молока, свежеиспеченных хлебцев. Ван Эйк ел с аппетитом человека, проделавшего долгий путь и восполняющего жизненные силы. После трапезы ему придется ехать в замок с неприятным посланием к герцогине. Беранже поглощал все подряд со свойственным его возрасту аппетитом. И только Готье, съев треть своей ветчины, вдруг прекратил жевать и впал в такую задумчивость, что его пришлось даже встряхнуть за плечо.

— Размышлять за столом нехорошо, — сказал ему Ван Эйк, протягивая полный кубок вина. Он, как истинный фламандец, делал все по порядку. — Выпейте это, и в вашей голове наступит просветление, а вопрос, над которым вы бьетесь, разрешится сам собой.

— Я так не думаю, поскольку этот вопрос из области медицины. Я знаю лекарственные травы, которые смогли бы помочь нашей госпоже, но не знаю, где они здесь растут, да и потом уже прошло немало времени…

Этот юноша никогда не пренебрегал хорошим советом и залпом выпил вино.

Художник сжал руку Катрин и улыбнулся ей.

— Не следует подвергать дорогую всем нам жизнь даже малейшей опасности. Кажется; я знаю спасение: оно в Брюгге, недалеко от известного вам дома.

Лицо молодой женщины залилось краской. Одно упоминание о Брюгге всколыхнуло в ней волну старых приятных воспоминаний. Катрин была честна сама с собой, и, когда ей казалось, что с Арно все кончено, любовь герцога Филиппа согревала ее. Усилием воли она прогнала эти мысли.

— Ян, не думаете же вы отвезти меня туда? Что я буду делать в Брюгге?

— Вы пойдете к одной опытной флорентийке, служащей в доме моего друга и заказчика, богатого купца Арнольфини. Эта женщина прославилась тем, что помогла одной фрейлине, с которой у монсеньера была затянувшаяся связь, и герцогиня об этом ничего не узнала! К ней можно попасть лишь по знакомству, это стоит больших денег, но зато безопасно. Теперь вы видите, моя дорогая, что сами заинтересованы в этом путешествии, да оно и не такое уж долгое: около восьмидесяти лье с заездом в Лилль на один день, где я отчитаюсь о своем поручении. Вы же отдохнете там, встретитесь с вашей подругой, кормилицей маленького Карла. Что вы на это скажете?

Катрин ответила не сразу. Ван Эйк предлагал наилучший выход в ее положении, но она испытывала странное чувство: ее отталкивал и одновременно притягивал чудесный фламандский город, один из самых красивых в христианском мире, где когда-то недолго жила Катрин. Ее сдерживало то, что вернуться в Брюгге — это значит повернуться спиной к семейной жизни, еще дальше удалиться от Монсальви, куда она так стремилась добраться.

Готье, со свойственными ему сообразительностью и деликатностью, разгадал сомнения хозяйки. Он наклонился к ней:

— Госпожа Катрин, вы не можете сейчас туда вернуться в таком состоянии! Надо ехать в Брюгге. Этот путь долгий, но надежный. Еще несколько недель вашего отсутствия ничего не