— Хорошо. Я тебе помогу.

На следующее утро я наплела Нунции кучу таких откровенных небылиц, что самой было совестно. Главным действующим лицом моей выдумки стала учительница Оливьеро, которая находилась в Потенце в кошмарных условиях. Всю историю от начала до конца сочинила я, Лила была тут ни при чем.

— Вчера я встретила Неллу Инкардо. Она рассказала, что ее сестра, которая долго болела, приехала к ней отдохнуть, — вдохновенно врала я. — Завтра вечером Нелла устраивает в ее честь небольшую вечеринку. Она приглашает нас с Лилой, все-таки мы ее лучшие ученицы. Нам очень хочется пойти, но праздник затянется допоздна и непонятно, как возвращаться. Правда, Нелла говорит, что мы можем переночевать у нее.

— В Барано? — нахмурилась Нунция.

— Да.

— Ты, Лену, можешь съездить. Но одна, без Лины. Ее мужу это точно не понравится.

— А зачем ему говорить? — вмешалась Лила.

— Что-что?

— Мама, Стефано в Неаполе, а я здесь. Он и не узнает ничего.

— Все тайное становится явным.

— Да ну, ерунда.

— Все, Лина, разговор окончен. Если Ленучча хочет, пусть едет. А тебя я не пущу.

Мы уламывали ее не меньше часа. Я давила на то, что учительница в очень плохом состоянии и, как знать, может, это наш последний шанс выразить ей благодарность. Лила от себя добавила: «Ты что, никогда не врала папе? Признайся, ты ведь тоже не всегда говоришь ему правду. И не потому, что замышляешь плохое, а просто хочешь сделать что-нибудь для себя и точно знаешь, что он будет против». Поначалу Нунция возмущенно заявила, что ни разу в жизни не солгала Фернандо, но потом припомнила один такой случай, за ним второй, и еще, и еще, так что в конце концов она воскликнула с раздражением, в котором проскальзывали нотки материнской гордости: «Да что ж такое со мной случилось в момент твоего зачатия? Икота на меня напала, или ногу свело, или свет выключили, или лампочка лопнула, или кувшин с водой с тумбочки упал? У всех дочери как дочери, но ты у меня!..» Чем больше она бушевала, тем яснее становилось, что она поддается. Но вдруг снова всполошилась: дескать, куда это годится — врать мужу ради того, чтобы увидеться с учительницей? «Да я ей всем обязана! — воскликнула Лила. — Я не так много знаю, но все — благодаря учительнице Оливьеро. Больше-то я в школу не ходила!» На этом Нунция сломалась. Но поставила жесткое условие: в субботу вернуться домой в два часа дня и ни минутой позже.

— Вдруг Стефано приедет раньше, а тебя нет? Что я ему скажу? Ты все поняла?

— Все.

Мы пошли на пляж. Лила сияла. Она без конца обнимала и целовала меня, повторяя, что по гроб жизни будет мне благодарна. Но меня терзало чувство вины за то, что я приплела к нашему вранью учительницу Оливьеро, как будто она настолько поправилась, что могла веселиться на вечеринке в Барано, хотя я догадывалась, что ей сейчас намного хуже, чем в тот день, когда ее у меня на глазах выводили из дома и даже когда я навещала ее в больнице. Удовлетворение от удавшейся проделки исчезло, как и чувство сообщничества с Лилой, уступив место негодованию. С какой стати я покрываю Лилу, которая собралась изменить мужу, нарушить священные узы брака, сделать то, чего не делают порядочные женщины? Узнай об этом Стефано, он ей голову оторвет. Я вдруг вспомнила, что она устроила со своим портретом в свадебном платье, и у меня скрутило живот. Ведь и сейчас она делала то же самое, только корежила не портрет, а личность синьоры Карраччи. И опять привлекла меня в помощницы. Нино для нее — не более чем инструмент. Как ножницы, клей, краски, он нужен ей, чтобы себя изуродовать. На что ужасное она меня толкает? И почему я на это ведусь?

Нино уже ждал нас на пляже.

— Ну что? — взволнованно спросил он.

— Да! — ответила она.

Они побежали купаться, мгновенно забыв про меня. Да я бы с ними и не пошла. Мне было холодно, вероятно от тревоги, да и какой смысл лезть в воду, чтобы крутиться у берега, а заплывать на глубину я боялась.

День был ветреный, небо облачное, на море поднялась рябь. Но они бросились в волны не раздумывая, а Лила издала радостный вопль. Они были счастливы, переполнены своей любовью, из них ключом била энергия — они знали, чего хотят, и не сомневались, что вот-вот получат желаемое. Цена их не волновала. Они поплыли вдаль, и скоро я потеряла их из виду.

Я связала себя невыполнимым обещанием. Какой мукой обернулись для меня эти каникулы! Ведь это я уговорила Лилу ехать на Искью. Я использовала ее в отчаянной надежде увидеться с Нино. Я бросила работу в книжном магазине на виа Меццоканноне и согласилась взять у нее деньги. Я не возражала против того, что она меня нанимает, а теперь оказалась в роли служанки, прикрывающей шашни хозяйки. Я стала ширмой для ее супружеской измены, которую сама же и выпестовала. Я помогла ей заполучить Нино, отнять его у меня, и теперь она будет трахаться с ним — да, трахаться! — день и ночь напролет и целовать его взасос. Кровь стучала у меня в висках, я пнула пяткой песок, раз, и второй, и третий, в голове у меня, вызывая дрожь, теснились слова из детства, описывающие секс, который я плохо себе представляла. Лицей, книги, переводы с греческого и латинского — все это исчезло. Я долго вглядывалась в мерцающее в лучах солнца море, в длинную белесую полоску облаков, плывущую по голубому небу к линии горизонта, пока наконец не различила вдали две черные точки — Нино и Лилу. Было непонятно, плывут они от берега или возвращаются назад. Лучше бы они сейчас утонули, подумала я, так и не изведав наслаждений, которые сулил им завтрашний день.

Кто-то окликнул меня по имени, и я резко обернулась.

— Значит, я не ошибся, — насмешливо произнес мужской голос.

— Я же тебе говорила, это она, — отвечал ему женский.

Я сразу узнала их и вскочила на ноги. Это были Микеле Солара и Джильола; с ними был ее младший брат, мальчишка лет двенадцати по имени Лелло.

Я приветливо с ними поздоровалась, но присаживаться рядом со мной не предложила. По понятным причинам я очень надеялась, что они сейчас уйдут, но Джильола аккуратно расстелила на песке свое полотенце и полотенце Микеле, положила сверху сумочку, сигареты и зажигалку и сказала брату: «Поваляйся на горячем песочке, пока плавки не просохнут, а то замерзнешь». Что же делать? Я изо всех сил старалась не смотреть в сторону моря, чтобы не привлекать их внимания к купальщикам, и начала задавать им всевозможные вопросы, обращаясь в основном к Микеле, который отвечал мне в своей привычной равнодушной манере. Они решили немного отдохнуть — в Неаполе стояла невыносимая жара. Утром сели на паром, вечером собирались обратно. Проветриться… В магазине на пьяцца Мартири остались Пинучча и Альфонсо, точнее сказать, Альфонсо и Пинучча, потому что от Пинуччи сейчас мало толку, зато Альфонсо молодец. Кстати, в Форио они приехали по совету Пины. Она им так и сказала: идите вдоль пляжа, и обязательно их увидите. Они так и сделали. Все шли и шли, а потом Джильола воскликнула: «А вон и Ленучча!» И правда, это ты. Я пробормотала, что мне очень приятно. Тем временем Микеле, не стряхнув с ног песок, рассеянно встал на полотенце Джильолы. «Эй, ты куда?» — возмутилась она, но он не обратил на ее слова никакого внимания. Теперь, когда они доложили, какими судьбами оказались на Искье, я ждала неизбежного вопроса, который прочитала в глазах Микеле еще до того, как он его задал: