— А где Лина?

— Плавает.

— При таком волнении?

— Ну, не такое уж сегодня волнение.

Разумеется, они с Джильолой развернулись к морю, по поверхности которого пробегали белые барашки. Но особенно вглядываться в даль они не стали и даже не встали с полотенец. Микеле сердито одернул брата Джильолы, которому не терпелось еще раз искупаться. «Сиди спокойно! — цыкнул на него Микеле. — Утонуть хочешь?» Он сунул ему в руки журнал комиксов, бросив Джильоле: «Этого больше ни за что с собой не возьмем».

— Отлично выглядишь! — восхищенно сказала мне Джильола. — Так загорела! И волосы стали еще светлее.

Я смущенно улыбнулась. На самом деле меня заботило одно: как сделать так, чтобы они убрались.

— Пойдемте к нам, — предложила я. — Нунция будет вам рада.

Они отказались: часа через два им возвращаться на паром, так что лучше посидеть на пляже.

— Тогда давайте сходим в бар, перекусим?

— Хорошо. Дождемся Лину и пойдем.

Как всегда в сложных ситуациях, я начала забалтывать парочку, обрушив на них целый ворох вопросов: как поживает отец Джильолы кондитер Спаньюоло, что новенького у Марчелло, появилась ли у него девушка, нравится ли Микеле новая серия обуви и что по этому поводу думают его отец, и мать, и дед… Потом я поднялась и сказала: «Пойду позову Лину». Подойдя к линии прибоя, я закричала: «Лина! Плыви назад! Микеле с Джильолой приехали!» Но все было бесполезно — она меня не слышала. Я вернулась на место и снова принялась отвлекать их разговорами. Я надеялась, что Лила и Нино, подплывая к берегу, увидят, какая опасность их поджидает, и проявят осторожность. Но если Джильола внимательно меня слушала, то Микеле даже не давал себе труда притвориться, что ему интересна моя болтовня. Я поняла, что он приехал на Искью специально, чтобы поговорить с Лилой о новых моделях обуви, и теперь с нетерпением вглядывался в морской простор, по которому пробегали уже довольно высокие волны.

Наконец он ее увидел. Он увидел, как она выходит из воды, держа за руку Нино. Эта пара притягивала к себе взгляды — оба высокие, красивые, они касались друг друга плечами и улыбались друг другу. Поглощенные собой, они не сразу заметили, что я не одна. Едва Лила узнала Микеле, она отпустила руку Нино, но было уже поздно. Джильола, возможно, и не сообразила, что происходит, как и ее брат, увлеченный своими комиксами, но Микеле все видел. Он повернулся ко мне, ища на моем лице подтверждение своей догадки, и по тому страху, который на нем мелькнул, понял, что прав. Медленно и веско, как всегда, когда речь шла о принятии важного решения, не терпящего отлагательства, он произнес: «Минут через десять пойдем. Только поздороваемся».

На самом деле они пробыли с нами больше часа. Услышав фамилию Нино, которого я представила как нашего бывшего одноклассника по начальной школе и своего хорошего знакомого по средней, Микеле, даже не стараясь быть любезным, спросил:

— Так ты сын того самого типа, который пишет в «Риме» и «Вечернем Неаполе»?

Нино нехотя кивнул. Микеле посмотрел на него долгим взглядом, словно пытаясь по его глазам еще раз убедиться, что не ошибся в своем предположении, после чего повернулся к Лиле и в дальнейшем обращался уже исключительно к ней одной.

Лила была с ним приветлива, а на его вопросы отвечала с беззаботной насмешкой.

— Твой брат-трепач утверждает, что новые модели придумала ты, — сказал он.

— Так и есть.

— Так вот почему они такие дерьмовые.

— Вот увидишь, это дерьмо раскупят быстрее, чем прежнее.

— Возможно, но только если ты сама этим займешься.

— Джильола справится не хуже.

— Джильола нужна мне в кондитерской.

— Это твои проблемы. У меня лавка, ты же знаешь.

— Если согласишься перейти в магазин на пьяцца Мартири, получишь полную свободу действий.

— Полную или неполную, мне плевать. Меня и лавка устраивает.

Так они перебрасывались словами, точно мячиком. Мы с Джильолой то и дело пытались вмешаться в их беседу, особенно Джильола, которую взбесило, что Микеле опять решает, что ей делать, не интересуясь ее мнением. Нино, напротив, притих, судя по всему, ошеломленный тем, как Лила, виртуозно владеющая диалектом, вела словесную схватку с Микеле, не уступая ему в напоре.

Наконец Микеле сказал, что им пора, тем более что еще надо забрать зонт, который они оставили далеко. Он простился со мной, подчеркнуто тепло простился с Лилой и еще раз повторил, что с сентября хотел бы передать обувной магазин под ее управление. Прощаясь с Нино, он сказал ему тоном, каким начальник приказывает подчиненному сбегать за пачкой сигарет: «Передай своему папе, чтоб больше не писал, что магазин плохо оформлен. Если берешь деньги, надо писать, что там все прекрасно, иначе денег больше не будет».

От неожиданности — или от унижения — Нино не нашелся с ответом. Джильола протянула ему руку, и он машинально ее пожал. Парочка пошла прочь; мальчишка поплелся за ними, на ходу продолжая читать свой журнал.

Я была зла, напугана и страшно недовольна собой. Не успели Микеле и Джильола скрыться из виду, я сказала Лиле, но так, чтобы слышал и Нино:

— Он все видел.

— Кто это такой? — раздраженно спросил Нино.

— Подонок на побегушках у каморры, — с презрением ответила Лила. — Хоть и строит из себя невесть что.

Я поспешила добавить, чтобы Нино понял, с кем имеет дело:

— Они со Стефано партнеры. Он все ему расскажет.

— Что — все? — фыркнула Лила. — Тут и рассказывать нечего.

— Ты прекрасно знаешь, что они станут о тебе говорить.

— Ну и пусть говорят. Мне плевать.

— Зато мне не плевать.

— Не бойся. Все будет как надо. Даже без твоей помощи. И они с Нино, забыв о моем присутствии, погрузились в обсуждение завтрашних планов. После встречи с Микеле Соларой решимость Лилы как будто удвоилась; Нино казался безвольной игрушкой в ее руках.

— Ты уверена, что не наживешь из-за меня неприятностей? — пробормотал он.

— Ты что, передумал? — спросила Лила, погладив его по щеке.

— Я беспокоюсь за тебя, — ответил он, немного успокоенный.

Мы простились с Нино и пошли домой. По дороге я рисовала перед Лилой мрачные картины будущего: «Сегодня вечером Микеле обо всем расскажет Стефано, завтра утром тот примчится сюда и увидит, что тебя нет дома, Нунция скажет ему, что ты в Барано, он поедет в Барано и не найдет тебя там. Лила, ты потеряешь все! Умоляю, послушай меня! Ты разрушишь не только свою жизнь, но и мою! Мать меня убьет!» Лила в ответ лишь рассеянно улыбалась и повторяла: «Ты знаешь, Лену, как я тебя люблю, Лену, и всегда буду тебя любить, поэтому надеюсь, что когда-нибудь с тобой тоже произойдет то, что сейчас происходит со мной».