class="p1">Юрий Валерьевич никогда не проверял, сколько денег его супруга тратит на покупки, но на холодильнике у них всегда лежала общая тетрадь в зеленой клеенчатой обложке, куда Лида тщательно записывала все расходы и траты. Она никогда не покупала себе ничего лишнего, а ему хотелось ее баловать, и он открыл в сберкассе счет на ее имя и каждый месяц переводил на ее сберкнижку солидную сумму. Однако у его жены не появлялось ни модных туфель, ни дорогой косметики. Хотя она всегда прекрасно выглядела, но он знал, что прическу она делает сама, а глаза красит «Ленинградской» тушью. История с платьем для французского приема несколько расстроила Юрия Валерьевича. Нет, Лида выглядела прекрасно и платье сидело на ней восхитительно, но он к тому времени занимал уже солидную должность, и у нее было достаточно денег, чтобы купить себе что-то импортное, тем более что один их знакомый мог запросто достать для нее заветный пропуск в «двухсотую» секцию ГУМа или провести в «Березку». На следующей неделе Юрий Валерьевич тайком взял ее сберкнижку и зашел в сберкассу проверить состояние счета супруги. К его огромному удивлению, счет был пуст. На нем было тринадцать копеек.

Разговор состоялся тем же вечером. И как обычно, Юрий Валерьевич не задавал вопросов. Он обладал редким талантом не задавать вопросов, но при этом всегда все знал. Он пришел домой, отдал жене портфель, поцеловал ее в щеку, сунул ноги в теплые клетчатые тапочки (тапочки для него она ставила на батарею, чтобы он согрел замерзшие ноги) и молча прошел на кухню.

— Лидия, — сказал он. — Это твоя мать?

Она, конечно же, сразу поняла, о чем идет речь. Ей нечего было сказать в ответ, и она расплакалась. Она почти никогда не плакала, особенно при нем. А тут — разрыдалась.

— Давно она тебя шантажирует? — спросил он.

Она кивнула.

— Знаешь, я не сержусь на тебя за то, что ты отдала ей все деньги. Хотя денег было много.

— Ты говорил, что они мои и я сама могу ими распоряжаться…

— Это так. Но я никак не думал, что ты распорядишься ими подобным образом.

— Мишенька болел. Сильно. Потом у них был пожар.

— Да-да, а потом наверняка наводнение. Не хочу слушать. Так вот, Лидия, я сержусь на тебя не за то, что ты отдала ей все деньги. Я ужасно зол на тебя за то, что ты ничего не сказала об этом мне!

Она вдруг подняла на него заплаканные глаза и сказала:

— Ты не знаешь ее, ты просто ее не знаешь!

— Может быть, я действительно не знаком с твоей матерью достаточно близко, но поверь, я хорошо ее знаю. И давай договоримся, с этого дня общаться с ней буду я.

Юрий Валерьевич Розанов был гениальным ученым. Он был человеком со стальными нервами и крепким характером, он был непреклонен в своих убеждениях и верен своим принципам, его оппоненты старались избегать дискуссий с ним, потому что он все равно побеждал любого. Ему оказалось не под силу только одно — справиться с одним-единственным человеком, с женщиной, собственной тещей, хотя в ее человеческой природе он сильно сомневался. И чем старше она становилась, тем свирепее и беспощаднее становились ненасытные монстры, прочно заселившиеся у нее в голове и давно сожравшие ее душу. Если бы нобелевский комитет решил учредить премию за шантаж и манипуляции, она бы, несомненно, получила ее. Нет, она не бедствовала, и нет, она никогда даже не думала устраиваться на работу. Она всегда находила способ получить деньги, и ей всегда было мало. А времени у нее было много, так что почти все его она тратила на воспитание своего достойного преемника — Мишеньки. Надо сказать, ученик во многом превзошел свою учительницу. Но все это Юрию Валерьевичу, Лиде и их будущим детям еще предстояло пережить и выдержать.

А тогда, только поселившись в новом доме, в новом городе и в новой жизни, Лидочка очень старалась. Ведь она обещала стать самой лучшей женой. Пустая квартира становилась уютным домом, дежурные фразы превратились в долгие разговоры. Им с мужем было хорошо вместе, они были отлично работающими шестеренками. Они прожили вместе уже пару месяцев, и было только одно, что тревожило Лидочку. Она хотела стать для своего спасителя идеальной женой. Да, она не была в него влюблена, но была каждую минуту благодарна ему за свое спасение. За избавление от болота, за то, что он вытащил ее из времени, которое ходило по кругу. Она страшно боялась первой брачной ночи. В тот момент, когда он взял ее за локти и поднял с колен, она почувствовала его силу, и тогда она испугалась. Она думала, он заставит ее отдаться ему в первую же ночь, там, в мужском общежитии. Или в их новой квартире, даже когда там почти не было мебели. В голове у Лидочки крутились настоящие фильмы ужасов, состоящие сплошь из извращений и изнасилований. Она была готова к этому. Она запретила себе жалеть себя, ведь она сама предложила себя ему в жены. Значит, она должна была спать с ним по первому требованию. Покорно ложиться и раздвигать ноги, наклоняться и задирать юбку. Вот только он ничего от нее не требовал. И она заволновалась. Она помнила о его похождениях в больнице, она знала о его горячем темпераменте, и ей совсем не хотелось, чтобы он занимался «этим», даже таким ужасным, где-то на стороне, она боялась и не хотела секса, но еще больше она не хотела, чтобы этот секс был у ее мужа с кем-то другим. Такого по-настоящему хорошая жена допустить не могла. И однажды она все-таки спросила. Дело было утром, он брился в ванной, а она принесла ему чистое полотенце и стояла у него за спиной, подглядывая за ним в зеркало.

— Юра, — позвала она.

— У? — отозвался он, надув одну щеку и орудуя бритвой.

— Я не нравлюсь тебе?

— Как это? В смысле, почему? То есть почему ты спросила?

— Потому что… — Она набралась храбрости и набрала в легкие побольше воздуха. — Потому что ты со мной не спишь.

— А с кем же я, по-твоему, сплю? У нас с тобой один большой раскладной диван. Мы на нем спим. Вдвоем. Ты со мной, я с тобой.

— Но мы не… Но ты не…

Он плеснул на лицо холодной водой, взял полотенце, вытерся, посмотрел на нее и сказал:

— Я помню наш уговор. Ты просила увезти тебя. Я тебя увез.

У нее вдруг потемнело в глазах. Она все поняла: