А дальше смазались дни в одно сплошное пятно. Без еды в глазах мутилось, а во рту сухость липкая собиралась, силы на долгие переходы истончались, и Вейя всё чаще делала отдыхи: сначала короткие, потом всё длиннее… Ночь спуталась с ясным днём. Вейя шла, пока просто не споткнулась о кочку и не упала, а подняться не смогла. Опрокинулась на спину, смотря на затянувшееся серым маревом небо. И виделось многое: отец… блеск его тёплых глаз и чуть строгая хмурость в чертах, что укоренилась в самую его суть, а она всё шла к нему и шла, но он только отдалялся — не догнать, и тогда Вейя срывалась на бег, бежала босая по траве, накалывая ступни, пока не рухнула без сил, а как подняла взгляд, увидела вороного жеребца и фигуру знакомую на нём мужа статного сурового.

Тамир. Хотела удивиться — откуда он тут? Ведь ведёт свою рать к Каменному Куту, да эта мысль испарилась быстро, как он натянул поводья на кулак, потянул, собираясь уезжать, оставляя Вейю одну здесь, в чужих землях. Вейя встрепенулась, позвать его хотела да не смогла и звука вымолвить, губ разлепить. Но Тамир и без того её будто услышал, повернулся, тёмные брови чуть сдвинулись, твёрже стали губы, а в глазах будто укор какой застыл. Вейя дёрнулась вперёд, подняться пыталась, да вдруг чьи-то руки подхватили, помогли. Вейя обрадовалась сначала, а потом тревога вдруг взяла, когда услышала говор чужой, повернулась к кагану, а его и след простыл — на том месте, где стоял, пустой холм с всклоченной ветром травой. И снова бессилие накатило, выбивая твёрдость в ногах. Кажется, её кто-то сгрёб в охапку и понёс куда-то. Вейя не понимала, снилось или в самом деле кто-то нашёл её, с дороги подобрав. Всё потемнело…

***

— Живая, — мягкий голос пролился тёплым мёдом на слух.

Вейя пошевелилась, как её качнуло из стороны в сторону, встряхнуло, вынудило застонать и очнуться совсем.

— Вот пей, — глубокая миска появилась перед лицом, край ей чуть в зубы ткнулся, вынуждая губы раскрыть и глоток сделать. Тёплая, безвкусная вода едва смочила горло, как Вейя с жадностью пить стала, да так что закашлялась, чуть подавившись. — Тише, тише, воды много, хватит, не торопись.

Вейя ещё не видела, кто это говорил, но была благодарна до глубины, вытащили из самых рук Морены, что уж распахнула перед ней грань свою, пеленая в своё холодное покрывало. Делая маленькие глотки, напившись вдоволь, Вейя, наконец, думать могла, даже голова от питья чуть прояснилась. Подняла взгляд. Близко, склоняясь над ней, сидела девушка, на щеках россыпь веснушек, словно брызги клюквенные, золотисто-серые глаза лучились теплом, мягкая улыбка касалась тонких чуть бледных губ, светлые волосы немного растрёпаны, но собраны в косу, на девушке накидка простая суконная и рубаха без всякой вышивки, что не понять какого рода, но то, что по-руси говорила, достаточно было. Осмотрев её, Вейя чуть скосила взгляд, замечая, что не одни они тут. Ещё две пары глаз липли к чужачке, и была в них растерянность лёгкая и будто сожаление какое. Вейя невольно повела плечом от взявшей робости.

— Не бойся, — так же ласково сказала, заботливо забирая пустую плошку, которую Вейя всё ещё в руках держала. — Меня Изборой зовут, а это Драгица, — повернула голову к девушке, что ближе от неё сидела. Не юная уже, но и до зрелости далеко, чуть впалые щёки и усталые серые глаза прибавляли лета. — И Ждана, — перевела взгляд на русоволосую чуть угловатую в плечах девицу.

Вновь встряхнуло на кочке.

— Где я? Куда мы направляемся? — Вейя подтянулась, садясь удобнее на грубой мешковине. Всё тело ломило, и слабость не отпускала, так же кружилась голова, хоть стало немного легче — вода дала немного сил. Сколько в пути дней пробыла уж не сосчитать теперь, всё спуталось, смешалось кашей: как шла, как привалы делала, и вечер угасал, да вновь утро наставало. Уж не за седмицу ли перемахнула? За это время она могла куда угодно забрести. А сейчас в нутре сумрачного воза, и рядом незнакомки. Вейя оглядела кошму. Воз по устройству на тот похож, в котором она проделала путь в отряде Тамира, и оторопь взяла — уж не…

— Ты не волнуйся, — увидела всплеск смятения в глазах Вейи Избора.

— Куда мы едем? — повторила Вейя севшим голосом, чувствуя, как внутри всё опускается.

— На торг едем, — бросила резко Драгица, будто терпение потеряла, так что Ждана вздрогнула и к ней повернулась, настораживаясь вся, а Драгица фыркнула и отвернулась, будто потеряла всякий интерес к чужачке, что подобрали, верно, у дороги, на которую Вейя набрела. Девушка откинулась на твёрдые доски и застыла, как деревянное изваяние, не желая больше разговаривать.

Избора сердито на неё глянула, поджав губы.

— На какой торг? — потребовала Вейя объяснений, да поняла всё сама. Сердце забилось часто, беспомощно ожидая ответа скорого, чтобы развеял её догадки.

— К хазарским землям, в городище Хамгай, — ответила Избора, твёрдость сердитая ослабла на её губах, и глаза потускнели, девушка поникла вся.

Вейя задышала часто, пытаясь осмыслить услышанное, и не верила, оглушило даже на миг. Что же выходит, их как рабынь продадут теперь? И снова слабость накатила. Вейя прислонилась к стенке, закрыла глаза. Мысли камнями сгрудились над ней, давили, не хотелось даже глаз открывать, да голос Изборы слишком явно в голове всё бился. Не хотелось и думать, как сами девушки попали в караван торговый, да что тут спрашивать? Не по собственной воле, и так ясно. Вейю снова утянуло в колодец будто, а когда в следующий раз проснулась, кибитка вдруг остановилось, и Вейю стиснули голоса, выталкивая из сна. Дверка открылась, и в нутро кибитки хлынул яркий свет. Вейя заморгала часто, не видя ничего, толком не проснувшись, не сразу вспомнив, где она и с кем.

Избора поднялась, принимая от мужчины, что заглянул в кибитку, какой-то свёрток. Когда девушка развернула его, оказалось, что — еда, самая обычная, привычные для поляничей хлеб и жареные окуни. Вейе хватило немного, чтобы насытится, да и после стольких дней голода лучше не перебрать.

День проходил за днями, кибитку лошади то тянули тяжело, будто на пригорок, то катились быстро под ветер, иногда останавливались, но никто не выпускал невольниц наружу, разве только по нужде и под строгим доглядом чужаков. Хмурых и неразговорчивых, в просторных кафтанах на косой запах, оружие у каждого было на поясе. Они не трогали, оставляя в целости, и голодом не морили, напротив — щедро давали еду и питьё. Вейя не раз вспоминала волхву Доброраду, её скорбь в глазах. Знала бы Вейя, что уготовано ей такое, пошла бы против воли князя? Хотя внутри было слишком пусто, чтобы размышлять о том. Слишком. Будто всё вокруг поблекло, размываясь в муть одну.

После, как стали немного прибавляться силы, Вейя начала замечать многое: сколько человек было в караване, сколь старших, прислушивалась к переговорам надсмотрщиков, хоть не понимала ни слова. Соседки по неволе, кроме Изборы, с ней не разговаривали, и Вейя уж не понимала, чем насолила им. Но выяснила на очередном привале. Соглядатай, что очередной раз принёс еды невольницам, к Изборе обратился.