Впрочем, большинству людей – тоже.

– За «Дыхание Бога»! – особенно громко и торжественно возвестил господин Ерцль и гомон мгновенно затих. Если не видеть всех этих людей за столом, можно подумать, что они разом умерли. Или ушли на цыпочках, чтобы не мешать важности момента.

Раздался удар часов – самих их видно не было, но звон не оставлял сомнений, что где-то неподалёку прячутся куранты не хуже кремлёвских. Второй. Третий. Грохот колокола сливался в один непрерывный звук, когда эхо предыдущего удара сливалось с началом следующего.

– Славься! Славься! Славься! – дружно взревели все, перекрывая даже этот звон.

Наступила тишина: куранты отбили тринадцать ударов – Мякиш машинально считал их – и замолчали. Заткнулось даже эхо. А люди пили: стоя, до дна, жадно, будто пытаясь успеть, угнаться за чем-то незримым или даже перегнать его в пароксизме восторга.

Алина Евгеньевна выбралась из-за стола, подошла к шефу и положила ему руку на плечо, словно собираясь пригласить на танец. Но нет: Анатолий Анатольевич встал, понурившись, поправил зачем-то пиджак и покорно побрёл за подчинённой, которая вела его к эстраде. Внезапно вспыхнули прожекторы, заставив Антона оглянуться. На танцплощадке, подсвеченная лучами, словно парила в воздухе огромная плаха из тёмного дерева. Чтобы сомнений в назначении этого предмета не оставалось, наискосок, почти до конца массивного лезвия, в неё был погружён топор с торчащей вверх изогнутой рукояткой.

Тем временем господин Ерцль начал вещать. С каждым его словом в зале становилось всё темнее, всё призрачнее, лиц не было видно – только белёсые пятна вместо, а свет прожекторов сиял всё ярче.

– Настала великая ночь, – сказал хозяин. – Мы ждали её долго, мы верили, что она настанет. У нас на примете давно была жертва, но отсутствовал претендент. Теперь он есть, верно, Антон?

Мякиш вздрогнул, но промолчал. Алина почти довела шефа до края эстрады.

– Верно, верно… Вот такая диалектика, понимаэш-ш-ш. Никто из нас не сторонник зла, не сторонник добра, всё вокруг – лишь имитация жизни, которая, в свою очередь, лишь тень смерти. Есть только сила, есть только воля, есть только уверенность в себе…

Он отхлебнул из рюмки, шумно, будто уже не заботясь о каких-то манерах, впечатлении, производимом на других, вообще ни о чём. Алина Евгеньевна легко, несмотря на длинное, до пола, платье запрыгнула на площадку. Теперь прожекторы пронзали её, высвечивали силуэт. Она наклонилась, протянула руку и неожиданно сильным рывком выдернула Анатолия Анатольевича к себе. Так спасают утопающих, но здесь был иной случай: она рванула его за руку ещё раз и бывший шеф Мякиша не удержался на ногах, падая прямо на плаху. Стукнулся лбом о дерево рядом с лезвием топора, затих, так и стоя на коленях.

– Сегодня ночь инициации нового повелителя этого мира! – продолжил Бенарес Никодимович. – Он долго шёл к этому. Долго. Терпел и унижался, прощал непрощаемое и помогал тем, кому не помочь. Ты же всю жизнь пытался понять, Антон, почему тебя обманывают, предают, бьют и отталкивают в сторону. Я дам тебе ответ. Потому что ты можешь быть сильнее, но раньше боялся воспользоваться этим качеством. Взять и поступить по-своему, в чём и есть настоящий смысл любой жизни. Любого бытия, Антон!

«Сдаётся мне, джентльмены, это какой-то бред!» – подумал новый повелитель. Он, не отрываясь, смотрел на сцену, где тем временем разыгрывался мрачный, но далеко не новый в истории спектакль. Голос господина Ерцля бил по затылку, впивался каждым словом в несчастную измученную голову холодными зубьями.

Алина Евгеньевна лёгким движением, одной рукой выдернула топор из плахи. Потом перехватила его обеими уже в воздухе, описала им в воздухе шелестящий круг и с размаху ударила, отрубив Анатолию Анатольевичу голову.

– Не будем плагиаторами и эпигонами! – сказал Бенарес Никодимович. – Из черепов пусть пьют отставные врачи, это не наш путь. Кровь слабого уже у каждого в бокале, приступим.

Мякиш с ужасом заглянул в рюмку, там действительно было налито до половины нечто тёмное, густое, липкое на вид, пахнущее мокрой медью.

– Пей, Антон! – повелительно сказал хозяин. – Это дорога к силе.

–…эй, Антон!.. – прозвучало эхом по залу. Как в сообщении двойника.

Мякиш поднял рюмку, держа её двумя пальцами за тонкую ножку, встал сам и вышел из зала, обойдя таящийся в темноте стол, всех этих людей – право, да людей ли? – открыл одну из дверей и вышел из зала в галерею.

– Это первый шаг к силе, – повторил ему в спину господин Ерцль.

8

Охранники посмотрели на Антона без интереса. Надо полагать, за время службы у господина Ерцля они видели и более странное зрелище, чем идущий по галерее человек в смокинге с рюмкой крови в руке. Сам «новый повелитель» даже не знал, куда и зачем он направился, просто его душила атмосфера в зале казни.

– Это… – хрипло сказал он, остановившись, потом откашлялся и продолжил. – На воздух выйти где тут можно?

Охранники переглянулись, потом один из них – тот, что не хотел открывать двери, самый, видимо, подозрительный, – сказал:

– Внизу. Только вас не выпустят.

Второй оказался более разумным.

– Пройдёте по галерее до ответвления влево. Там ещё две статуи по сторонам стоят, Марс и Венера, узнаете. Этот коридор ведёт к лестнице наверх. Но там подниматься долго, это башня.

– Башня? – почти не удивился Мякиш. Похоже, особняк таил в себе какие-то архитектурные открытия, вовсе не видные с улицы. – Башня – это самое то. Спасибо, дружок.

Повернулся и пошёл, минуя часть галереи, потом словно охраняемый статуями поворот в коридор, дошёл до витых спиралью ступеней, уходящих вверх. Рюмку он нёс всё так же перед собой, будто готовый в любую секунду чокнуться с любым встречным. Никого, правда, не попадалось, но Антон был счастлив. Люди ему откровенно надоели ещё в зале.

Даже здесь, в пустоте уходящего высоко вверх витого колодца, напоминающего нарезной канал ствола оружия, чудились отголоски тостов, криков, разговора, эхо удара топором.

Не хотелось ничего, кроме открытого пространства. Свежего воздуха. Ночи и дождя. Всё это он получил в избытке, кроме ливня: просто висящая вокруг сырость с успехом заменяла льющуюся с небес воду.

Лестница была длинной, как жизнь с нелюбимой женщиной, но всё-таки закончилась тесным тамбуром где-то очень высоко: металлическим пятачком, дальше которого была дверь. Антон толкнул её свободной рукой, вышел на кольцевую площадку, обнесённую массивным ограждением – удобно облокотиться, да и поставить рюмку. Ровный каменный круг высотой ему почти по грудь иногда перемежался торчащими вверх зубцами, скорее всего, со стороны эта площадка была похожа на корону,