– Как себя чувствуешь? – наконец подала голос девушка, вспоминая навыки сиделки.

Лин вытянул ногу.

– Можно было бы уже сбежать, Братья даже костыли нашли, – насмешливо сказал он. – На путь от палаты до двери я потратил почти целую ночь. Боюсь, что задохнусь раньше, чем дойду до общего дома.

Юли покосилась на Крылатого, в чьем голосе не слышалось даже отголосков злобы, что так обожгла ее в прошлый раз. Кажется, юноша больше не винил весь мир в собственных бедах. Она почувствовала, что за смешливым тоном теперь скрывается не ярость, а усталая покорность судьбе, словно бы он заранее сдался, хотя совсем недавно мечтал сражаться.

– Я могу ошибаться, – прибавил он, – но, кажется, ты уже не работаешь здесь.

Девушка решила промолчать, не зная, как лучше ответить, не приоткрывая завесу тайны ее болезни. Но кашель уже хрипел в груди, поднимаясь. Юли старалась его сдержать, утаить его еще на немножко, чтобы хватило времени вернуться в комнату, только бы не пришлось задыхаться на глазах у Крылатого.

Она уже приподнялась с лавки, когда первая судорога настигла ее. Девушка сложилась пополам, опуская голову как можно ниже: так было легче откашляться, выплюнув на землю еще один сгусток вязкой крови. Юли уже ничего не видела, багряная пелена застилала глаза, ей стало нечем дышать, прохладный воздух не проникал в воспаленные легкие. Кашель накрыл ее первой волной, и девушка зашлась им, выгнулась, теряя сознание.

Когда Юли открыла глаза, то увидела низко нависшее небо, по которому ползли тяжелые тучи. Над ней, озабоченно хмурясь, склонялся Лин.

– Вот это тебя придушило… – с пониманием проговорил он, помогая ей подняться. – Я решил было уже звать на помощь.

– Не позвал? – хрипло спросила девушка, прислушиваясь к себе. Кашель отпустил ее, но по телу разливалась тяжесть, нужно было срочно возвращаться в свою каморку.

– Не позвал, – ответил Лин, поддерживая ее за плечо. – Решил, уж если ты пришла сюда, то точно не ради того, чтобы вернуться в душные лапы лазарета.

Он сам покашливал, настороженно слушая, как у него внутри что-то схлопывается, хрипя, но держал спину прямо, всем видом показывая, что абсолютно здоров.

Юли закрыла глаза. Ей нужно было встать, пройти по коридору незамеченной и вернуться к себе. Но сил на это не было. Не осталось ни единой капли. Все, что она могла, это сидеть, опираясь на холодную стену. Если бы не крепкая рука сидящего рядом Лина, Юли бы уже завалилась набок. Но Крылатый ее держал, а значит, можно было посидеть так, прикрыв глаза, чтобы чуть выровнять дыхание и собраться с мыслями перед долгой дорогой к кровати.

– Рассказать тебе что-нибудь? – предложил Лин, поворачиваясь к ней. – Я могу травить только крылатые байки, но это хоть что-то…

Юли молча кивнула в ответ.

– Ну, слушай. Однажды Большой Сэм, он тогда был совсем зеленым, только прошел испытание и скинул за время него, наверно, с половину всего, что весил… Значит, отправился Сэм на вылазку. Все молодые очень спешат совершить первый полет. Еще бы! Столько мучиться, растить эти проклятые крылья – а летать не позволяют. Учат всякой ерунде, понятной и ребенку. – Голос Крылатого мягко обволакивал ее, боль уходила куда-то в глубь тела, переставая раздирать его своими острыми когтями. – И вот Сэм решил, что проверка снаряжения отнимет слишком много времени, так что полетел он, не дожидаясь, когда ему выдадут новые штаны с курткой, надел, что было из старого, ремень потуже затянул и побежал к Черте. Лететь он должен был с напарником – старый такой дедок, в вылазках не участвует, но молодых учит. Что было дальше, уже этот дед и рассказывал у костра. Прибегает Сэм, худющий, взволнованный. Как тут не разволнуешься, если последний раз у Черты стоял еще на испытании! И вот дедок ему говорит, мол, шагай, голубчик, надо нам скважину проверить. Сэм шагает…

Тут Лин сделал паузу, желая убедиться, не уснула ли девушка, – но Юли внимательно его слушала.

– Шагает наш Сэм, значит. А дедок стоит на Черте, ждет, когда он взлетит. Видит вначале два крыла, они у Сэма большие, красивые… а под ними светится голая задница! Представляешь? Этот дуралей потерял штаны! А сам не заметил, так и полетел к скважине.

Их смех разнесся по пыльному дворику, отражаясь от стен и окон спящей лечебницы. Глупая история начисто смела между ними все напряжение. Теперь они сидели рядом, касаясь друг друга плечами, и никак не могли успокоиться. Юли смеялась, и смех этот прогнал новый приступ кашля, хотя скорее должен был его усилить, и она чувствовала внутри такую легкость, какая не приходила к ней даже с новым медальоном.

– Ладно… – проговорил Лин, наконец унимая смех. – Совсем холодно стало, надо идти обратно.

Он осторожно привстал на одной ноге, подхватил костыли и оперся на них, дожидаясь, пока Юли выпростает руки из-под одеяла.

Они медленно поднялись по низким ступенькам, дверь отворилась без скрипа, в коридоре было пусто, в палатах стояла тишина. Никто не заметил их отлучки. Опираясь на стену, Юли помогла Крылатому дойти до его одиночной палаты, а когда подняла на него глаза, то увидела, что парень улыбается.

– Ну до встречи, Юли, – сказал он ей и заковылял к постели.

Девушка затворила за ним дверь.

Уже пристраивая голову на подушке, она вспомнила, как улыбка Крылатого, открытая и ясная, освещала его худое лицо. Две ямочки на щеках и лучики морщинок у глаз придавали ему беззаботный вид, словно он был еще совсем юным мальчиком, не видавшим горя и смерти.

«Наверное, именно таким он был раньше, добрым, смешливым со своими Братьями. И с Алисой», – подумала Юли, отдаваясь сну.

– Нет, бабушка, я хорошо себя чувствую, – слегка раздраженно отвечала Юли, стягивая волосы ленточкой. – Я сегодня почти не кашляла, – добавляла она, делая глубокий, чистый вдох. – Вон сколько работы переделала!

На стуле высилась приличная стопка починенных вещей. Ровно сложенные рубахи, штаны, блузы с аккуратными заплатами.

Фета подозрительно глядела на внучку, та и правда выглядела оживленной. Худенькая, но крепкая, пусть бледная, но легкий румянец уже окрасил ее нежные щеки, и даже глаза, серые с крапинками, как у отца, смотрят прямо и уверенно. В проеме широкого ворота на тонкой шее выделялась тесемка нового медальона.

* * *

Четыре долгих, томительных дня назад старая Фета поутру зашла в комнату внучки, чтобы напоить Юли отваром. Плошка выпала из ослабевших рук, когда старуха увидела бескровное девичье лицо. Девушка лежала на подушках, почти утонув в них, точь-в-точь, как много лет назад последний раз откинулась на постель ее мама. Так же разметались непослушные локоны, так же синела жилка на тонком запястье, так же струйка крови стекала из уголка рта.

Не чувствуя ослабевших ног, Фета подскочила к топчану и дрожащими пальцами дотронулась до тонкой шейки Юли. Кожа девушки была холодной, но не ледяной, и сердце ее все еще билось, хоть и совсем слабо. Немедля больше, старуха выбежала из комнаты. Куда-то враз подевалась вся ее болезненность, натруженные, воспаленные суставы больше не ныли, тело не казалось ей тяжкой ношей, а сгорбленная спина выпрямилась, вернув Фете прежнюю, уверенную осанку женщины, могущей все.