– Как ты узнал, что это я? – проговорила она, застывая на пороге.

– Ты единственная, кто стучится, – ответил Крылатый, снова начиная кашлять.

Девушка помогла ему повернуться на бок, чувствуя, как под ее ладонью напрягается горячая спина. Пока Лин хватал воздух ртом и сплевывал кровь в заботливо подставленную плошку, Юли осторожно гладила его по плечам.

Все дни, что Юли не имела сил подняться с кровати, она представляла, как дотронется до Крылатого, может быть, подавая ему питье или поправляя подушку. Ей казалось, что миллионы искорок пронзят ее ладони, как только она прикоснется к Лину, но вместо этого Юли чувствовала лишь жалость и невероятное желание разделить с юношей его мучения. Столько раз она испытывала то же самое, теряя сознание от удушья, но рядом с ней всегда оказывалась бабушка: хоть и не в силах помочь, она успокаивала и примиряла с муками болезни.

Когда приступ закончился, Юли аккуратно уложила обессиленного парня на подушки и хотела было отойти, но почувствовала, как горячая ладонь стиснула ее предплечье.

– Останься, – просипел Лин. – Прошу тебя.

Ей надо было обойти еще две палаты, посмотреть, как живут без нее тяжелые больные, и как они без нее умирают. Потом зайти к бабушке и выпить с ней по чашке отвара, болтая о пустяках, лишь бы отогнать нависшую над ними тень.

Но вместо этого Юли позволила Лину удержать ее и присела на край кровати, наблюдая, как он хрипло дышит, сглатывая и сипя.

Пушистые ресницы Крылатого слегка подрагивали, в лунном свете его волосы казались блеклыми, и Юли отчаянно захотелось узнать, наливаются ли они золотом в лучах солнца. В его болезненно осунувшемся теле еще угадывалась безудержная, молодая сила. Он продолжал крепко стискивать пальцами руку Юли, и от этого ей почему-то становилось жарко.

Лин втягивал в себя воздух, приоткрыв рот, и морщился при каждом выдохе. Внутри у него клокотало. Казалось, что он забылся сном. Юли, не давая себе раздумывать, протянула к нему руку и легонько дотронулась пальцами до поднимающейся груди, там, где, прирастая к телу тонкими корешками, находился деревянный медальон.

Крылатый открыл глаза и посмотрел на нее непонимающе. Он словно бы забыл, что Юли осталась в комнате, что она вообще находилась здесь. Смутившись, девушка натянула на его грудь одеяло.

– Тебе нельзя остывать, – ровным голосом сказала она, отвечая на удивленный взгляд. – Я решила тебя укрыть.

Лин кивнул, осторожно потягиваясь. Приступ не повторился. Значит, у него еще было время.

– Можно мне попить? – наконец проговорил он, разлепляя губы.

Юли привстала, и лишь тогда Крылатый заметил, как крепко он держит ее чуть выше локтя.

– Прости, мне, наверное, показалось, что ты… не ты, – неожиданно закончил он фразу, разжимая пальцы.

К удивлению Юли, эти слова заставили ее злиться, пока она наливала отвар в пиалу и подносила ее Лину.

– Пей маленькими глотками, – наставительно сказала она, но юноша жадно припал губами к пиале.

«Он думал, что с ним не я, – пронеслось в голове девушки. – Думал, что я – это Алиса. Святые Крылатые, в пекло Алису!»

Юли тут же устыдилась своей мысли, все-таки незнакомая девушка погибла далеко в пустыне вместе с ее отцом, наверное, они были близкими товарищами, может быть, даже дружили, может быть, отец видел в Крылатой свою дочь, может, он даже погиб, ее защищая…

Злость снова шевельнулась в сердце Юли. Даже мертвой Алиса была нужнее этому миру, чем она, забытая всеми девчушка из лечебницы.

Но Лин не чувствовал бури, что разыгралась в его сиделке – напившись, он откинулся на подушку и наконец смог разглядеть Юли.

– Так тебе стало лучше, – произнес он странным, чужим голосом.

Юли замерла. Она не знала, что ответить ему, умирающему, на вопрос, что обязательно прозвучит следующим.

«Как? Как тебе могло стать лучше?» – читала она в широко распахнутых глазах.

Но Лин ничего не сказал, он лишь внимательно разглядывал девушку, которая замерла перед ним: кудрявые волосы, связанные ленточкой, широкая рубаха, брюки размера на два больше, тонкая шея, красивый изгиб плеча, выбившегося из ворота, пухлые губки и испуганные глаза странно знакомого цвета. Крылатый пытался вспомнить, у кого он видел точно такие же глаза, серые в крапинку, но, одурманенный травами, так и не смог.

– Это очень хорошо, что тебе стало лучше, – сказал он, прерывая затянувшуюся паузу, и услышал, как облегченно выдохнула Юли.

– Мне еще посидеть с тобой? – спросила она, слегка привставая и опускаясь на носочках.

– Если тебе не нужно к другим…

Юли оглянулась на дверь: ей пора было идти. Прямо сейчас. Но она лишь упрямо дернула головой и снова присела рядом с парнем.

– А тому Большому Сэму, – лишь бы не молчать, спросила Юли, – не досталось за полет без штанов?

– Откуда ты?.. – начал было Лин, а потом рассмеялся: – я уже и забыл, что рассказал тебе. Видимо, изрядно перепугался, если такая ерунда в памяти всплыла. – Он помолчал, успокаивая легкий кашель. – За полет не досталось, а вот за то, что полетел, не проверив снаряжение… Два месяца в небо не пускали, общий дом драил.

* * *

Историй у Лина в запасе было несчетное количество. Дюжину ночей Юли проскальзывала к нему в палату и слушала, слушала, слушала, как отчаянно сражаются Крылатые в пустыне со смертью, как громко они насмехаются над ней у костра. Как пьют грибную настойку, как любят, сходятся и расходятся, но не предают друг друга даже словом.

Иногда, когда она вслушивалась в смешливый голос в темноте, Юли казалось, что у нее вырастают крылья. Что она сама сидит рядом с Братьями и вместе с ними звонко смеется. Ей было хорошо, она чувствовала себя по-настоящему легко и свободно с Лином, научилась весело отшучиваться в ответ на его колкости, пару раз даже игриво хлопнула его по плечу. Да и Крылатый перестал путать ее с Алисой, ни словом не вспоминая ту в своих историях. Юли надеялась услышать что-нибудь о своем отце, но Лин и про него ни разу не упомянул. Зато рассказал о многих других, смешных, нелепых, смелых и сильных Крылатых. Они обрели для Юли лица, повадки, даже голоса – Лин умело изображал собратьев, изменяя собственный голос на разные лады.

Они тихо смеялись и перешептывались до глубокой ночи. И Юли казалось, что кроме них нет на свете больше никого. Она бы многое отдала, чтобы так и было.

Но необходимость старательно скрывать свои ночные походы от бабушки неотвратимо возвращала ее в жестокую реальность. А еще кашель. Он врывался в истории Лина, разрушая яркие образы, забавные словечки и живописные детали в портретах. Он скручивал тающее тело Крылатого, который задыхался, пряча лицо в ладонях, утыкаясь в подушку, желая скрыть кровь, что текла у него из судорожно искривленного рта.

Никогда еще Юли не чувствовала такой душевной боли, какой может сопровождаться щемящая нежность к другому, не знала, как мучительна бывает настоящая беспомощность. Она с силой отнимала руки парня от его лица, прижимала их к груди, баюкала, шептала что-то.