устроился. В другое время он, возможно, подискутировал бы о том, насколько это правильно или неправильно. Конечно, он был старшим архонтом, стратегом и полемархом – при Марафоне, Саламине и Платеях. Он занимал все посты, которые могли предложить Афины, и был удостоен всех возможных почестей, кроме статуи на Акрополе. От статуи Аристид отказался, предложив использовать выделенные на это деньги для ремонта канализационных стоков.

В этот день у него разболелась спина, и он просто радовался тому, что не стоит в очереди вместе с толпой. На мгновение Аристид закрыл глаза, наслаждаясь теплом послеполуденного солнца на своем лице.

Жаль, Ксантипп не дожил до этого дня и не увидел, как город отозвался на пожар. Даже в отсутствие мужчин, ушедших с флотом, каждая улица в окрестностях Акрополя послала молодежь помогать восстановлению театра. Тысячи людей были готовы что-то носить, прибивать, подметать. Прежний вид театр еще не обрел, но сажу, пыль и грязь убрали, а новые постройки из сосны и холста уже скрывали актеров от зрителей. Каждую доску сцены очистили, протерли, отшлифовали и заново смазали маслом, запах которого Аристид чувствовал в воздухе вместе с запахом поджаренного кунжутного печенья с медом. Открыв глаза, он протянул продавцу бронзовую монету и получил взамен сверток с лакомством. Ткань была грубая, но, съев печенье, Аристид сложил ее и спрятал за пояс.

– Не возражаешь, если я сяду здесь? – раздался голос рядом.

Архонт поднял голову, ладонью заслонив глаза от солнца. Человека, обратившегося к нему с вопросом, он знал плохо, но согласно кивнул и указал на свободное место:

– Садись, Эфиальт.

Молодой человек был хорегом Фриниха и членом выборного совета Афин – больше Аристид не знал о нем ничего. Круглолицый и чернобородый, Эфиальт достиг тридцатилетнего возраста, отличался хорошим сложением и быстро набирал популярность в городе. Станет ли он союзником или угрозой, Аристид еще не решил.

– Благодарю, – сказал Эфиальт. – Рад видеть, что ты не из тех, кто думает, что места распределяются по племенам. Мне никогда не нравилось такое разделение. Какая разница, из Акамантидов ты или из Леонтидов? Мало ли, что там придумал Клисфен. Мы – афиняне! Только это и важно.

Аристид посмотрел в ясные глаза молодого человека, уж слишком старавшегося произвести на него впечатление. Всем поведением Эфиальт показывал, что нашел своего героя, отчего Аристид чувствовал себя неловко. С каждым годом таких почитателей становилось все больше. Но поскольку сказанное Эфиальтом совпадало и с его мнением, он кивнул.

– Более того, мы – симмахия, – добавил Аристид. – Знаешь, я видел на Делосе рождение великого союза. Я был свидетелем клятв, принесенных на корабельном железе. Один язык, один народ. Это был… это восхитительная мечта. Ты молод, Эфиальт. Возможно, такие люди, как ты и Кимон, скрепят этот союз не только водой, но и камнем.

По лицу соседа, казалось, пробежала тень.

– Возможно, – сказал он. – Хотя Кимон принял должность архонта в совете Ареопага. Я советовал ему не делать этого и надеялся, что он откажется. Я был о нем лучшего мнения.

Аристид выпрямился. Люди еще входили и рассаживались по местам; большинство выбирало те секции, которые предназначались для их филы. Таких секций было десять, и еще две были выделены для женщин и рабов. Последние сидели плечом к плечу. Аристид вспомнил, что на одном из собраний, год или два назад, Эфиальт выступил против совета архонтов. Судя по всему, традицию он понимал скорее как цепь, чем как объятие. Такие люди присутствовали в каждом поколении. Собираясь с мыслями, Аристид вдруг ощутил себя глубоким стариком. Имея за плечами более шестидесяти зим, он понимал, что их у него осталось немного. Мильтиад ушел, ушли Ксантипп и Фемистокл. Он был, пожалуй, последним из поколения, стоявшего на поле Марафона, бросившего вызов Персидской империи – и победившего. Его величайшие битвы стали воспоминаниями, его величайшими воспоминаниями были сражения. И все же у него еще осталось время поспорить с молодым человеком, в устах которого слово «архонт» прозвучало с усмешкой.

– Тебе не нравится слово «архонт»? Ты называешь себя афинянином, но отвергаешь нашу историю и традиции? Мы не переделываемся заново каждое поколение, не отбрасываем все прошлое. Нас держат те, что были прежде. Они поднимают нас – и благодаря им мы стоим выше. Да что они знали, эти старики? Они не такие сильные и современные, как мы. Но они проливали свою кровь за Афины. Наш долг достаточно прост – не посрамить их.

– Совету архонтов нет места в нынешних Афинах, – заявил Эфиальт.

Афинянин, он всегда был готов к спору, тем более что сидевшие поблизости слушали их, жуя кунжутное печенье и подталкивали друг друга локтями.

– Вы определили часть его роли, когда оказали честь Кимону, – возразил Аристид. – Как оказали честь и мне… Да, когда-то он был властью, но Клисфен забрал у него меч и щит. Мы все знаем, что подлинная власть сейчас у собрания, как и должно быть. В конце концов, собрание может проголосовать за роспуск совета Ареопага. Но не наоборот.

– Нет, он не просто тень прошлого, – не отступал Эфиальт. – Если люди преклоняют колено перед архонтами, если год в календаре называют по имени одного из их числа – годом Аристида или годом Кимона, – то получается, что архонты выше всех остальных.

– Некоторые возвышаются сами, – усмехнулся Аристид. – И разве не разумно воздать им должное за службу. Или ты считаешь, что Кимон не заслужил чести стать архонтом, благодаря своим победам и тому, что вернул домой Тесея? И он взял Кипр. Может быть, ты полагаешь, что и я недостоин своего места?

Он подождал, но Эфиальт только прикусил губу, сознавая, что их слушают зрители.

Аристид кивнул и, не дождавшись ответа, продолжил:

– Было время, когда Афинами правили тираны. Архонты были тогда их военными вождями, их знатью. Будь оно так и сегодня, я бы согласился с тобой. Но какой властью на самом деле обладают архонты по сравнению с буле, советом племен, или собранием? Мы не спартанцы. И я полагаю, нет ничего плохого в том, что у нас есть звание, которым мы отличаем самых выдающихся молодых людей. К тому же архонты ведь только советуют, имея за спиной опыт десятилетий. А власть принадлежит собранию свободнорожденных афинян. Как и должно быть.

Вокруг, словно эхо его слов, зазвучали одобрительные возгласы. Как и предполагал сам Аристид, адресовавший ответы не только к Эфиальту, но и к толпе. Сидит рядом с ним и насмехается над архонтами! Молодые всегда высокомерны, хотя, конечно, без уверенности в себе достичь чего-либо невозможно. Это он понимал. Если бы каждое новое поколение чересчур