доберется… Надежда таяла с каждым шагом. Ведь еще чуть-чуть – и волка ничто не остановит. Мост был не шире пролегавшей по нему дороги, и Пирмин понимал, что вот-вот очутится на открытом месте. Он лихорадочно пытался вспомнить, нет ли где-нибудь рядом укрытия, прекрасно зная, что на прибрежных лугах Лисички нет ничего, кроме развалюхи Фенделя. Вдоль реки росли лишь несколько деревьев и кустов.

Каменная стена, вдоль которой он нащупывал путь, все не заканчивалась. Даже если бы он шел еще медленнее, едва двигался, волк все равно вряд ли настиг бы его под мостом. Он слышал, как зверь пыхтит и шаркает по камням когтистыми лапами. Пирмин пригнулся еще ниже, почти пополз по земле. На него нахлынуло то же кошмарное чувство, что и на пустоши. Он просто бежал, спасая свою жизнь, и больше ни о чем не думал.

«Дорога бесконечна», – вспомнились ему слова Фенделя, и Пирмин подумал: «Наверное, он имел в виду, что эта дорога тянется без конца, чтобы удлинить твой путь».

И все же он выбрался на насыпь. Его правая рука вдруг хлестнула по воздуху, а под ногами зашелестела трава, когда он вынырнул из-под моста, и позади неожиданно наступила тишина. Пирмин на ходу обернулся. Арка моста осталась на месте, никуда не делся и туман, сквозь который больше не проглядывало болото. Если зверь и продолжал поджидать его, то ничем себя не выдавал. Пирмин шел вперед и думал, что волк вполне может оказаться перед ним.

Однако разминуться им было негде. На этом берегу туман рассеялся настолько, что квендель уже различал неподалеку темные очертания хижины отшельника. Огня в окнах не было, как и следов Фенделя и Траутмана. Но это ничего не значило: они наверняка еще прятались. А дальше, за лугом, он заметил серую полосу крыш Звездчатки. В сердце Пирмина снова вонзили нож, потому что при виде родной деревеньки горе от потери сына вырвалось из глубин его души. Словно наяву, он увидел кроватку, которая отныне будет пустовать и рядом с которой Фиделия больше не споет колыбельную.

Внезапно раздавшийся волчий вой так его напугал, что Пирмин упал. Жуткий зов раздался издалека. Пирмин присел на четвереньки в мокрой траве и уставился в ту сторону, откуда пришел.

На мосту возвышалась огромная тень. Там, словно на скале, стоял волк. Он вызвал из Черных камышей призрачных собратьев, чтобы и они могли получить жестокое удовольствие от охоты. Полумертвая жертва получила лишь короткую передышку, с ней играли, как и в минуты преследования вдоль реки.

Пирмин замер на месте, не находя сил подняться. Он безучастно наблюдал за жуткой фигурой на мосту. Большой волк снова завыл, и ему ответили с болота. Но на этот раз вой раздался гораздо ближе, и Пирмин увидел, как из темноты на дороге появляются новые тени. Их было много, они выходили из Черных камышей, потому что их звал вожак. Ни один из появившихся не был равен ему ростом и мощью, но от их поджарых тел веяло силой и выносливостью, ведь хищники собрались в стаю. Пирмин с удивлением задумался, почему он до сих пор жив и не стал добычей волчьей стаи. Вероятно, он был слишком мал, слишком ничтожен для такого количества жадных пастей.

Эта мысль придала ему сил, и он пополз вперед, чтобы успеть добраться-таки до хижины Фенделя прежде, чем волки спустятся с насыпи. Он снова и снова оглядывался через плечо, ползя по густой траве, будто маленький беззащитный зверек.

Волки выстроились перед низкими перилами моста, и, поскольку их было очень много, грозная шеренга растянулась по дороге в обе стороны от моста. Некоторые стояли, упираясь передними ногами в низкую стену, и все смотрели на равнину Звездчатки. Ожидая сигнала от своего предводителя, они замерли, будто воины вражеской армии перед началом сражения.

А деревня, до которой было рукой подать, безмятежно дремала в этот предрассветный час. Картина показалась Пир-мину столь невероятной, что он даже подумал, не сошел ли с ума от горя. Возможно, стоит ему добраться до заросшей травой хижины и войти в нее, как окажется, что на самом деле ничего не было. И все страшные события этой ночи обратятся в прах, исчезая навсегда.

Пирмин понимал, что у него нет ни малейшей надежды проснуться дома в своей постели, страдая от похмелья и кошмаров, но зато целым и невредимым, а главное, с Блоди в соседней комнате. О нет, он совсем не грезит, ползя в одиночестве по прибрежным лугам, и его сын исчез, а верные спутники пропали, тогда как нежные розовые всполохи над крышей хлипкой хижины возвещают о наступлении дня.

За спиной Пирмина, напротив, собрались ночные твари, готовые броситься на него. Квендель услышал рев ветра даже прежде, чем обернулся, и понял, что за его спиной разразилась буря. Полы куртки накрывали ему голову, а трава стелилась по земле под сильными порывами. Пирмин поднялся, но ветер тут же схватил его и заставил склониться перед своей мощью.

Споткнувшись, квендель сделал несколько шагов, прежде чем смог обернуться. Там, где раньше был туман, теперь нависали грозовые тучи, будто огромные свинцовые башни на мрачном небосводе. Ветер то разгонял их, то бил друг об друга, превращая в волны, которые разбивались о невидимые скалы. Буря неслась по небу, словно неудержимый потоп, нахлынувший на беззащитную землю. И волки охотились вместе с ней.

Пирмин увидел, как они оторвались от земли, когда над ними пронеслись первые облака. Сначала прыгнул большой волк, а за ним одним плавным движением последовали все его дикие собратья. Но ни одна лапа не коснулась травы прибрежных лугов. Вся стая взметнулась вверх на крыльях бури, и бешеными скачками понеслась вперед. Там, наверху, они казались сотканными из тени и воздуха и в то же время оставались чем-то большим. Пирмин увидел зияющие пасти, оскаленные зубы, увидел, как напряглись их спины, когда лапы потянулись ввысь. В непреодолимом изумлении одинокий квендель взирал на это безумное зрелище. Он ни на секунду не сомневался, что этим тварям под силу снова спуститься с высоты с той же легкостью, с какой они взмыли в облака. Мгновение – и они будут над ним, и первым – огромный волк с болота. Пирмин уже не смел отвернуться. Пошатываясь, он попятился к хижине, глядя в небо и раскинув руки навстречу порывам ветра. Отчасти для того, чтобы устоять на ногах, но, скорее, благоговейно приветствуя смерть.

Это мертвецы, думал он теперь, ибо что еще могло быть там, наверху, кроме Дикой Охоты, которая