Неподалеку на склоне холма стоял Флоримо, обнимая Милоки одной рукой за плечи. Милоки была не только ясновидящей, но еще и целительницей, однако ее знаний не хватало, чтобы принимать участие в такой сложной операции. Магистры владеют особой разновидностью целебной магии, а Грета и ее Сестры знали об этой магии намного больше, чем это доступно обычным людям и оборотням. Флоримо побледнел, когда Грета сделала первый надрез своим скальпелем. «Некоторые не переносят вида крови», – подумал Дрю. Было даже странно, насколько надежды всех союзников Дрю зависели от мудрости этого старого эксцентричного лорда-крачки. Но теперь всем им оставалось лишь ждать, принесет ли желанные плоды разработанный Флоримо план.

– Я свою часть работы закончил, – сказал Стейнхаммер.

Услышав эти слова, Дрю оторвал взгляд от Луны и повернул голову, чтобы взглянуть на свою руку. Камень, на котором лежала рука, потемнел от крови, Белый Кулак Айсгардена был уже прикреплен к культе. Под темными лужицами крови Дрю рассмотрел рунические символы, которые Грета нарисовала на камне легкими завитками блестящей серебристой краски. Земля вокруг камня была обведена широкой линией бримстоуна, того самого желтого порошка, который использовал его друг Гектор, вызывая к жизни души умерших. «Надеюсь, сегодня встреча с мертвецами у нас не запланирована», – подумал Дрю и невольно вспомнил о Гекторе. Что-то сейчас с юным лордом-кабаном? И каким он стал, этот милый, добрый парень? Перестав медитировать, глядя на Луну, Дрю сильнее начал ощущать покалывание и зуд в руке. Он попытался шевельнуть рукой, и покалывание сменилось горячей, ослепляющей волной невыносимой боли.

– Погоди! – сказала Грета, ласково, но сильно сжимая плечо Дрю своими испачканными в его крови пальцами. – Тебе нельзя шевелиться!

– Но я ничего не чувствую, кроме боли, – простонал Дрю. – Такое ощущение, будто мою плоть разрывают на части сотни рыболовных крючков.

В этот миг что-то металлическое прижалось к его обрубленным костям запястья, тяжелая боль прокатилась по руке вверх, до самого предплечья. Дрю напрягся, опасаясь, что его сейчас стошнит.

– Работа закончена только наполовину, – сказал Стейнхаммер, стирая промасленной тряпкой кровь с металлической рукавицы. Он распрямился и отошел назад, за пределы прочерченного бримстоуном круга. Лицо кузнеца блестело от пота. – Остальное теперь в руках леди Греты.

– В руках Бренна, – поправила его леди-магистр. Она прикрыла глаза и начала читать заклинания.

Они отличались от заклинаний Гектора. Дрю помнил, что заклинания лорда-кабана, когда тот вступал в общение с мертвыми, состояли из набора непроизносимых слов на каком-то древнем, давно забытом языке. На слух эти слова казались Дрю уродливыми, хриплыми, мрачными, невозможно было представить, что их мог произносить язык живого верлорда или человека. Голос Греты, напротив, звучал мелодично, слова, которые она произносила, были красивыми, они разносились по воздуху словно перезвон серебряных колокольчиков. Такие колокольчики украшали комнату Дрю, когда он был совсем маленьким, их подвесила его мать. Слушая этот перезвон, Дрю мысленно перенесся в далекие счастливые времена на Холодном побережье, с ленивыми летними вечерами, навевающими дремоту, а затем легкий сон.

Стоявшая до этого на коленях Грета поднялась на ноги, раскинула руки и подняла голову к ночному небу. Дрю почувствовал, как что-то завибрировало у него на бедре – это был Мунбренд, волшебный меч Серых Волков из Вестланда. Дрю взялся за рукоять меча своей здоровой правой рукой, немного вытянул меч из ножен и увидел, как от его прикосновения загорелся молочно-белым светом клинок. Дрю полностью вытащил меч из ножен, продолжая слушать неземное пение Греты. Нанесенные на клинок меча руны заискрились, и вскоре яркий свет разлился по всему лезвию.

Дрю перевел взгляд с меча на лицо Дочери Айсгардена и был потрясен, увидев, что ее глаза светятся тем же холодным пламенем.

Таким же огнем, как Мунбренд, светился и Белый Кулак Айсгардена, казался теперь живым и подвижным. С металлической рукавицы срывались мелкие искры и разлетались по воздуху, словно споры какого-то неземного цветка. Подхваченные какими-то странными воздушными потоками, словно рожденными пением Греты, они кружили над вервольфом и Дочерью Айсгардена. Искр становилось все больше, они уже образовали сверкающее облако, освещали лица всех, кто стоял возле камня. Искры крутились все быстрее, вытягивались в вихревой столб, поднимавшийся к плывущей по небу Луне.

Лицо Греты светилось, ее волосы развевались на ветру. Теперь весь травянистый склон был ярко освещен серебристым сиянием, а по склону холма, привлеченные волшебным зрелищем, уже карабкались прибежавшие из лагеря люди, Дрю видел их появляющиеся из темноты смутные силуэты.

Грета заговорила тише, и ветер сразу же начал утихать. Ослепительно-белые искры замедлили свое движение, а затем роем опустились на прикрепленную к руке Дрю металлическую перчатку. Белая Медведица склонила голову на грудь, закрыла глаза и пошатнулась. Стейнхаммер подскочил, подхватил ее и бережно положил на траву. Последние искры втянулись в сияющую молочно-белым светом рукавицу.

Все началось со слабого электрического разряда – словно крошечная молния пронеслась вверх по руке Дрю, пробуждая к жизни давно отмершие нервы. Белый Кулак Айсгардена вибрировал, распространяя волны тепла.

Еще один электрический разряд проскочил вверх по руке Дрю, на этот раз до самого плеча. «Может быть, рукавица просто сдвинулась с места? – Дрю моргнул, пристально уставился на металлическую рукавицу, щуря глаза от ослепительного блеска. Он чувствовал теперь тепло в своих пальцах, оно поднималось от них по всей руке. – В моих пальцах? Что я, с ума сошел? У меня давно нет никаких пальцев!»

Но рука у него действительно возвращалась к жизни. Дрю с удивлением увидел, как металлические пальцы шевелятся, подчиняясь его воле. Он мысленно приказал им сжаться, и ладонь сложилась в кулак. Дрю ахнул и перевел взгляд на Флоримо и Милоки. У старого лорда-крачки от удивления отвисла челюсть, на глазах юной Белой Медведицы блестели слезы. Лежавшая на коленях кузнеца голова Греты шевельнулась, Дочь Айсгардена открыла глаза и, увидев радость на лице Дрю, слабо кивнула.

Дрю медленно поднялся на ноги, опасаясь, что рукавица может отвалиться от его руки. Но она осталась на месте, прочно приросшая к костям и сухожилиям, невесомая, как Мунбренд, и ставшая плотью Дрю. И меч, и Белый Кулак продолжали светиться в лунном свете, на вершине холма замерли в удивлении собравшиеся здесь люди.

– Болит? – спросила Грета.

– Она… Она как моя собственная рука, – восхищенным шепотом ответил Дрю. – Но как такое может быть?

Грета и Стейнхаммер улыбнулись.

– Есть вещи, которые невозможно объяснить, Дрю, – сказала Дочь Айсгардена.

– Магия и металл в равных частях, – добавил Стейнхаммер. – А еще немного крови, пота и слез.

– Вашей крови? – спросил Дрю.

– Нет, вашей, – улыбнулся кузнец. – Мои только пот и слезы.