– Ну, чо еще?! Да помню я, помню, что у нас при себе было! Зазря тревожишься, все притащу, ничего на дне не оставлю!

– Спасибо… спасибо, что спас! – впервые за время совместных странствий поблагодарил Аламез товарища. – Если бы не ты…

– Пустяки, – отмахнулся Грабл, без всяких сомнений, тронутый благодарностью.

Зингер, бесспорно, был отличным пловцом. Он спрыгнул с кромки рва без лишнего плеска и тут же, казалось бы, даже не набрав в рот воздуха, погрузился под воду. Дарк остался один и в недолгие минуты ожидания отрешенно наблюдал за освещенным пламенем костров лагерем наемников на другом берегу да за мерно раскачивающимися на небольших волнах суденышками, на палубах которых нет-нет да и появлялись скучавшие, как и он, часовые.

Округа спала, и в крепости, и вблизи от нее царило сонное умиротворение, но Аламез знал, что вот-вот все изменится и что мгновения спокойствия уже более не повторятся. Моррон чувствовал приближающуюся к этим местам беду и не мог избавиться от навязчивого, весьма неприятного ощущения, что сидит под стенами крепости, которая на днях превратится в руины, и взирает на крошечные фигурки будущих мертвецов; тех, кто не знал свою судьбу, но в скором времени распрощается с жизнью. Наверное, такую же безысходность и преисполненную сочувствием к ближнему печаль ощущают и оракулы, к которым не понимающие, что неведение и есть счастье, людишки ходят за предсказаниями.

«Зачем люди стремятся заглянуть в грядущее, почему хотят приоткрыть таинство завтрашнего дня? – задал себе вопрос Аламез и, не сочтя его риторическим, тут же нашел ответ: – Да потому что не умеют наслаждаться днем настоящим! Мы, как маленькие капризные жадинки: нам всегда всего мало, но не умеем использовать даже того, что уже под рукой! Мы жаждем приобрести больше денег, славы, женщин и власти, но используем добытое, полученное, заслуженное иль завоеванное со столь скромной отдачей, что даже не страшно, а смешно подумать!»

– А вот и я! Подсобишь иль ротозейничать бушь?! – вырвала Аламеза из плена отвлеченных, праздных размышлений вновь оказавшаяся над поверхностью воды голова Грабла. – Принимай добро, а я что-то подустал, выбраться не могу… Давай шустрее, тяжко держать, щас сам потону…

Не мешкая, Дарк отложил свои думы для более подходящего момента и поспешил на помощь товарищу: сначала принял из дрожащих от напряжения рук силача две пары сапог, а затем и все остальное, прихваченное со дна рва. Немудрено, что Зингер не смог самостоятельно выбраться на берег. За одно погружение он забрал все, что было на время оставлено в толще воды, за исключением разве что позаимствованного из палатки наемников оружия, которое использовалось только для утяжеления поясов и в дальнейшем не пригодилось бы.

Передав в руки подоспевшего товарища непосильную для обычного человека ношу, Грабл вцепился в край берега все еще сохранившими силу руками, с кряхтением подтянулся до уровня пояса, а затем выполз на пятачок суши, подволакивая уставшие ноги. Минуты две потомок гномов лежал, беспомощный, как пойманная удачливым ловцом рыба. Его грудь интенсивно вздымалась, а широко открытый рот с надрывными хрипами и подсвистываниями закачивал в легкие воздух. Затем Зингер зашевелился и первым делом принялся растирать наиболее утомившиеся за время заплыва ноги. Не то чтобы нижним конечностям моррона больше досталось, чем верхним, просто они были менее натренированы и, как следствие, еле выдержали нагрузку.

Пока Грабл приходил в себя, Дарк поспешно одевался. Он уже привык к мокрой, неприятно холодившей тело кольчуге, так что натянутые на ноги отсыревшие сапоги, из которых предварительно были вытряхнуты остатки песка и парочка случайно заплывших рыбешек, не вызвали у него отвращения. Затем Аламез надел также отсыревший и поэтому отяжелевший раза в два пояс с висевшими на нем ножнами, из которых каким-то чудом не выпал меч, и засунул за пояс несколько охотничьих ножей. Окончив сборы, моррон пришел на помощь товарищу, пытавшемуся размять одеревеневшие ноги. Не мучаясь предрассудками, до каких мест прилично дотрагиваться, а до каких нет, Аламез растер Зингеру икры, а когда напряжение в них спало, перешел к приведению в рабочее состояние ягодичных мышц и стоп. Как ни странно, но Грабл не сопротивлялся, не дрыгался и даже не ворчал, хотя Дарк и ожидал от него каких-либо язвительных замечаний.

– Все, вставай, лежебока! – произнес Аламез, закончив работу по возвращению товарища в строй.

– Ну, надо ж! Даж в конце массажа от шлепка по заду воздержался! – не удержался от ехидства почувствовавший себя куда лучше Зингер. – Перевоспитываешься прямо на глазах! Коль так и дальше пойдет, то вскорости…

– Заткнись уж! – оборвал неуместные изыски пустомели Дарк, легонько кинув в него сапоги. – Одевайся, нечего нам тут рассиживаться!

Несмотря на досадное недоразумение под водой, чуть ли не закончившееся трагично, но на деле всего лишь приведшее к небольшой заминке, воплощение в жизнь замысла морронов пока шло довольно успешно. Не подняв шума, они прошли через лагерь наемников и миновали ров. Половина пути осталась позади, теперь же настало время перейти к реализации следующего этапа смелого плана – к проникновению внутрь крепости и к поискам темницы, где томился (если, конечно, был еще жив) их собрат.

Не желая ждать, пока Грабл натянет на ноги сапоги да обвешается оружием, Аламез взял в руки веревку с абордажным крюком на конце и, ловко закрутив ее в воздухе, закинул на стену. Первый же бросок оказался удачным. Быстро и, что немаловажно, бесшумно абордажный крюк взмыл высоко вверх и, перелетев через зубцы, упал по ту сторону стены. Сначала осторожно, а затем и сильнее Дарк потянул веревку на себя, проверяя, насколько прочно крюк застрял между камнями кладки. Результат полностью удовлетворил моррона, и он, не дожидаясь, пока Зингер оденется, полез вверх. Такой поступок отнюдь не был знаком неуважения к собрату, а обуславливался суровой необходимостью, ведь снизу, у самого основания крепости, не было видно, как охраняется ночью цитадель: ходят ли по стене патрули, или ленивые часовые лишь наблюдают за окрестностями со смотровых площадок не очень высоких, можно сказать, даже приземистых башен. Если бы их случайно заметили во время подъема, то все старания пошли бы насмарку, поэтому Аламез и спешил взобраться на стену, пока проходящий мимо стражник не обнаружил торчавший из стены крюк и привязанную к нему веревку.

Подъем прошел довольно успешно, хотя в самом конце, когда правая рука Дарка уже ухватилась за выступ камня в просвете между зубцами, веревка внезапно натянулась и завибрировала, вот-вот готовая лопнуть. Это торопыга-напарник слишком рано обременил ее немалым весом своего тела. От неожиданности Аламез чуть было не сорвался, но инстинкт спас его от падения с большой высоты. Моррон отпустил напрягшийся канат, схватился второй рукой за выступ и, изогнувшись в пояснице, чтобы перенести вес своего тела правее, ловко подтянулся и уже в следующий миг оказался по ту сторону стены.

Глазам Дарка предстал Кенервард, грозный пограничный рубеж, мимо которого вот уже более сотни лет к шеварийскому берегу не мог подойти ни один герканский корабль. Хоть ночь была темной, а луна не изволила явить свой величественный лик на черном небосклоне, но света факелов, размещенных по верхнему периметру стены через каждые двадцать шагов, да огней костров, горевших на открытых площадках башен, оказалось вполне достаточно, чтобы рассмотреть укрепление во всей его непобедимой красе.