– Кан, не могли бы по крайней мере вы пройти со мной остаток пути? – попросил я. – Хотя бы до гавани?

– Сожалею, монсеньор Сасскен. Проблем не будет. Поверьте мне.

Она шагнула в кокпит яхты, взобралась на борт и ловко перепрыгнула неширокое пространство, отделявшее ее от ялика. Ренеттиа отпустила фалинь, и ялик тотчас же начал отплывать.

Я закричал им вслед, умоляя не делать этого. Ялик уже наполовину развернулся. Кан сидела на банке за спиной у товарки. Она взялась за вторую пару весел. Они погребли, откидываясь назад и напрягая при каждом гребке руки и спины. Их неопытность в гребле была очевидной – весла часто плескали по воде, и лодочка едва продвигалась вперед. Хотя, развернув ялик носом вперед, они оказались ко мне лицом, ни одна не смотрела в мою сторону. Они шли в общем направлении Хакерлина, но прилив им мешал, и движение было медленным. Большей частью расстояние между нами росло за счет того, что тот же самый прилив уносил мою яхту к Теммилу.

Ситуация, в которой меня бросили, повергала в настоящий ужас. Огромное море, неизмеримая глубина, неимоверное количество опасностей, которые они могли в себе заключать, – все это пугало меня. Я неуклюже устроился возле румпеля. Передо мной оказался весь корпус яхты, так что смотреть вперед оказалось трудновато. Я встал, покачался из стороны в сторону, насколько осмеливался, разглядывая побережье Теммила. Ветер сменился, и пока я садился, парус развернуло в мою сторону.

Я занял место у румпеля и отвязал конец. Успокоил себя, проделав шесть глубоких вдохов – способ, которому научился в те дни, когда постоянно выступал или дирижировал и приходилось выходить на сцену перед аудиторией. Этот способ всегда помогал мне обрести здравый смысл в ситуациях, чреватых сложностями.

Итак, после шести вдохов, – океан спокоен, ветер слаб, других судов поблизости нет, до темноты еще несколько часов. Никакой бури или шквала как будто не предвидится. Я знал, что яхта у меня самого простого типа, паруса уже поставлены и Кан с Ренеттиа сумели привести лодку сюда, явно не имея в ее вождении большого опыта.

Налетел продолжительный порыв ветра, и лодка отреагировала. Ее отвернуло в сторону от острова и опасно накренило. Я толкнул румпель против ветра. Лодка тут же вильнула обратно, подпрыгивая на попадающихся навстречу волнах. Из-за ветра она все еще кренилась, но я помнил, что пока суденышко вели Ренеттиа с Кан, такое тоже происходило, так что это нормально. Больший из двух парусов наполнился ветром, надулся, и я почувствовал неослабевающее давление на румпель.

Я посмотрел назад. Ялик был еще виден, до него, наверное, можно было докричаться. Женщины старательно гребли.

Я почувствовал себя более уверенно. Не похоже было, что погода изменится; в оснастке парусов я не разбирался, но, кажется, с ней было все в порядке, по крайней мере на вид, а до цели мне оставалось явно не так уж далеко.

Тем не менее напряжение и настороженность не уходили, и я не переставал думать о возможных опасностях, а тем временем неуклонно приближался к острову, на котором уже различал дома и другие постройки вдоль берега. Виден был и протянувшийся в море длинный и низкий мол гавани.

В гавань удалось войти удивительно просто, хоть и не совсем уж без инцидентов. После того как мне удалось развернуть лодку ко входу в гавань, я попытался высмотреть впереди какое-нибудь безопасное место для причаливания, которое не было бы уже забито другими лодками. Мол получилось обойти, только чиркнув по нему бортом и слегка порвав парус, зацепившийся за какую-то металлическую арматуру, торчавшую на конце бетонной стены. Затем яхта прямиком направилась к пирсу, где уже были пришвартованы десятки других лодок, и тяжело ударилась в борт соседнего судна. Какой-то человек на пирсе заметил, что происходит, и с помощью еще двух человек сумел зацепить мою яхту багром за планшир. Без дальнейших повреждений они подтащили ее к свободному месту для швартовки.

Взволнованный и смущенный, я выбрался на берег с огромным чувством облегчения. Стоя на бетонном причале и радуясь возвращению на твердую почву так, что не выразить словами, я сознавал, что руки и ноги мои трясутся, а по лицу, шее и груди катится пот.

Я уже знал, что невозможно сойти на берег без соблюдения формальностей службы Приема. Не было никакой надежды тихо и незаметно объявиться в Теммиле-Прибрежном – мое неуверенное приближение отслеживали чуть ли не с того момента, как две женщины-адепта меня бросили. Как выяснилось, если бы я оказался в настоящей опасности, охрана порта выслала бы навстречу скоростной спасательный катер. На недолгое время я прославился, и конечно, служащие Приема мной заинтересовались.

Вначале пришлось посетить управление начальника гавани, потому что я не резервировал места для яхты и прибыл вне расписания. Швартовку с неизбежностью пришлось оплатить. После этого я перенес багаж в офис службы Приема. Поскольку я не был транзитным пассажиром, пришлось зарегистрироваться на острове официально. Чиновники подтвердили то, что мне было и так известно: я находился в Теммиле-Прибрежном, столице одноименного острова. На мою визу проставили печать сеньории. Затем багаж досмотрели, а когда раскрыли футляр и увидели мою скрипку, последовал уже знакомый разговор. Я предложил им жезл; на сей раз сканер распечатал бумажку, которую мне вручили. На машине загорелся янтарный огонек, и чиновник, не посоветовавшись со мной, добавил к памяти жезла еще триста шестьдесят дней.

Под конец мне пришлось подписать бланк заявления об отказе от претензий, которым удостоверял, что свободен от градуальных аномалий. К этому времени я так устал от всеобщей одержимости феноменом воронок времени, что подписал, даже не прочитав документ дальше пары первых строк. Копию заявления прикололи к обратной стороне моей визы и содрали еще десять симолеонов.

Я вышел на улицу.

Праздничного чувства не было. Не было даже ощущения сделанного дела, хотя долгое странствие наконец окончилось. Только усталость.

Я пошел в город, почти не глядя по сторонам. Улицы казались тихими, совсем не такими, как мне запомнилось. Я направился к отелю, в котором останавливался с оркестром. Это было большое здание, похожее на старинную усадьбу и окруженное собственным парком, но когда я разыскал его в самой возвышенной части города, входные ворота оказались закрыты и заперты цепью. Объявление извещало, что идет двадцатичетырехчасовая проверка в целях безопасности. Я разглядел, что окна главного корпуса закрыты ставнями. Пришлось вернуться на набережную и зайти в первый попавшийся отель. Я уже регистрировался у стойки, когда из своего кабинета вынырнул управляющий и раздраженно заявил, что отель переполнен. По тому, как он на меня смотрел, я понял, что выгляжу чересчур неряшливо для его почтенного заведения. Я был измотан, сильно нуждался в мытье и свежей одежде. Не вступая в спор, я ушел и продолжил поиски, отыскав в конце концов маленький и чрезмерно дорогой пансион недалеко от порта.

К этому времени я слишком устал, чтобы беспокоиться о расходах. Я снял комнату и заплатил за пять ночей вперед, даже не обратив внимания, как называлось это место. Отправился к себе в номер и скоро уже спал.