— Ну и уходите! Предатели! Уходите, уходите! — крикнула я им вслед, кинув подушкой, которая попала Тал Талу по голове, отчего его тщательно уложенная прическа слегка растрепалась.

Я уселась на кровать, рассматривая толстого Мейтрайю с добродушной улыбкой, взирающего на меня.

— Ну за что это мне, Мейтрайя? Тал Тал считает меня уродиной. Да еще и толстой. Каково это слышать?

Я схватилась за лоб и с размаху кинулась реветь в подушки.

Спустя три дня. Дворец Императора.

Я полностью оправилась и смогла приступить к своей работе у императрицы. После произошедшего Танашири стала относиться ко мне только лучше. И в знак особого доверия она поручила мне присматривать за принцем Махой. Для евнуха быть воспитателем наследника — большая честь. И хоть я и не была евнухом, и даже никогда не имела собственных детей, то для меня проводить время с маленьким ребенком в играх и заботах — стало своеобразной отдушиной. Отчего-то я всегда умела находить общий язык с детьми, в моей прошлой жизни мне доводилось воспитывать своих племянников, а также часто сидеть с детьми подруг, поэтому это ремесло я знала идеально. Мне доставляли удовольствие нехитрые детские радости. Общение с Махой лечило мою душу, и я очень быстро привязалась к принцу.

Однажды во время моей прогулки с принцами я услышала, что во дворец с визитом прибыл Тан Ке Ши. Мы не виделись с момента нашего спасения. Но я никак не могла вернуться во дворец и сама напроситься на встречу. Хотела ли я его увидеть? Пожалуй, что да. Что-то так сильно билось сердце, и я пришла в волнение. Мне казалось, что нас связывало теперь что-то большее. Три дня. Три дня и три ночи в этом мрачном лабиринте рука об руку, разве не сделали нас друзьями. Я часто ночами вспоминала об этом. Полная темнота теперь стала неприятна для меня и ночью я зажигала китайские фонарики. Так, лежа без сна, я иногда ощущала себя опять в этом лабиринте, засыпая, я вновь оказывалась в ловушке, и иногда думала над тем, хотел ли Тан Ке Ши тогда зарезать меня. Или же он хотел напоить меня своей кровью. Он порезал себе руку. Было ли это случайностью. Или он специально. Неужели он собирался пожертвовать собой?

Я знала, что не стоит искать ответы на эти вопросы. Потому что все, что происходило там в темноте и надвигающемся безумстве стоит позабыть.

Маха весело улюлюкал в колыбели. Я поставила его на ноги, уселась на траву и вытянула вперед руки, призывая его бежать ко мне в объятья. Когда принц прибегал я поднимала его на руки и мы весело смеялись.

Набегавшись, мы сидели друг напротив друга и строили зверские рожицы, пока не пришло время обеда. Я отнесла Маху служанкам и вспомнила, что позабыла деревянные игрушки принца на лужайке в саду.

Погода установилась на редкость теплая, и можно было ходить уже не в четырех халатах, а всего-то в трех! Подставив лицо солнцу, я совершенно забыла, что таким образом зарабатываю еще больше веснушек, которые тут явно были не в цене. Игрушки валялись там, где мы их и оставили. Какая-то особенная китайская трава уже полноправно выросла из-под земли и украшала зеленью весь сад. Я уселась на землю, подбирая игрушки, как услышала мужские голоса. Они приближались. Я запаниковала. Но не потому что я боюсь каких-то там мужчин. А потому что это был голос Тан Ке Ши. Сердце вдруг ушло в пятки, руки стали ватные. Я поняла, что не готова вот так встретиться с ним. Поэтому я зачем-то спряталась в кустах вместо того, чтобы выйти навстречу и поздороваться как полагается.

Пока я в три погибели скорчилась, прячась за редкими кустами, к лужайке подошли Тан Ке Ши и Талахай.

— Брат, что с тобой не так? — спросил Талахай, — ты весь на взводе, отчего так переживаешь? Почему ты не захотел подойти к Мату и поговорить?

Я в ужасе посмотрела на лица братьев. И почему они говорят обо мне, когда я невольно их подслушиваю.

— Понимаешь, Талахай, — вздохнул Тан Ке Ши, нервно перебирая бусы в руках, — когда я его увидел сегодня, как он играл с Махой, у меня все в душе перевернулось.

— Что? Зачем перевернулось? — Талахай непонимающе уставился на брата.

— При виде него у меня все внутри переворачивается, — Тан Ке Ши указал на свою грудь.

Талахай выпучил глаза.

— Ты что это, брат, опять за свое?

— В смысле за свое?

Я прикусила губы в ужасной догадке.

— Какой ужас! — трагическим шепотом возвестил Талахай, — ты опять переключился на мужчин? Тан Ке Ши, да что с тобой? Мало ли красивых женщин? Опять у тебя началось?

— Что ты несешь, Талахай! Когда такое было? — не слишком уверенно возмутился Тан Ке Ши.

— Тогда! С шакалом, помнишь?

— Так ведь Сон Нян оказалась женщиной, я был прав!

— Не отрицай, что ты заглядываешься на молоденьких мужчин!

— Нет!

— Сначала Сон Нян, теперь Мату! Он хоть не баба?

— Я не заглядываюсь на мужиков, Талахай!

— Так ты проверил?

— Мату не баба, отвечаю. Он всего лишь маленький евнух.

— А что у вас было в лабиринте?

— Ничего у нас не было…

— А ты хотел?

— Тогда нет. Но как мы расстались, я все эти дни думал о нем. По ночам я чувствовал его руку в своей. Не могу забыть это. А теперь увидел его и сердце как у загнанного зверя, что же это такое, Талахай?

— Это конец, Тан Ке Ши! Отец тебя убьет, если узнает!

Тан Ке Ши с глупой миной уставился на небо, а Талахай скроил трагическое лицо. Я же пыталась сдержать то ли смех, то ли слезы. Что за бред. Чувствую, скоро меня ждет театр абсурда с этим переодеванием. Вот уже Тан Ке Ши записал себя в геи. Я не могу в это поверить. В обычной жизни у меня было не так много поклонников, а тех, что существовали я отшивала собственноручно и без сожалений. Поэтому я не могла поверить, что кто-либо способен влюбиться в меня. Мужчины, ими же управляют гормоны и не более того. Не верю я в любовь, хоть убейте.

Наконец, братья ушли, а я собрала игрушки и отправилась готовиться к вечернему чаепитию. Надо заварить травы для Махи. Я провозилась еще пару часов с ребенком, а потом уложила его спать. Теперь можно было пойти к себе и заняться своими делами. Сегодня вечером я например ждала прихода Тал Тала