Они снова повернулись к дороге… Перед ними на только что совершенно пустынной, присыпанной снежком декоративной плитке стоял… черный петух. Высокая, поджарая птица на необыкновенно длинных жилистых ножках по-хозяйски расположилась поперек и, свесив набок алый гребень, внимательно и недобро разглядывала гостей круглым темным глазом.

– Цыпа-цыпа-цыпа! – неуверенно произнес Сева. Его голос жалко увял в царящей среди холодных деревьев тишине – уж больно неприятно пялился петух.

– Молчите! – стараясь даже не шевелить губами, задушенно процедил менеджер. – Не двигайтесь! Даже не дышите!

– Да это всего лишь курица какая-то! – Сева еще пытался хорохориться.

– Это бойцовый петух! Они агрессивные! – прошипел менеджер, но было поздно.

Темный глаз петуха налился глухой алой злобой.

– Ко-ко? – с отчетливой угрозой проговорил он, и даже непривычному уху стало ясно: это значит – «Ты что-то сказал?» Петух двинул ногой по плитке дорожки – раздался отчетливый скрежет. Вадька пригляделся – и только сейчас понял, что птичьи когти отблескивают сталью!

Точно такой же скрежещущий звук послышался сзади. Боясь даже шелохнуться, Вадька едва-едва покосился через плечо… Возникнув словно из ниоткуда, позади них, угрожающе наклонив голову и отведя крылья, стоял еще один петух – на сей раз снежно-белый. И его окованные сталью когти зловеще посверкивали на зимнем солнце.

– Катька, скажи им! – в панике пробормотал Сева, – ему хотелось быть подальше и от черного петуха, и от белого. – Что мы по договоренности…

– Я больше с гусями… А с петухами не умею! – в полной панике охнула Катька.

– Если нам не рады, может, мы лучше пойдем? – От ужаса глаза Кисоньки, глядевшей на длинные борозды в снежной пороше, стали совсем круглыми. Она попыталась шагнуть обратно к воротам… Вот это и было ошибкой.

Из горла черного петуха вырвался клекот, в котором с трудом узнавалось стандартное «ку-ка-ре-ку». Резко ударив крыльями, он не взлетел, а именно прыгнул на Кисоньку (такого можно было ожидать от рыси или пантеры), и у лица девчонки ударила стальная петушиная шпора.

Кисонька с диким визгом метнулась в сторону. Поскользнулась на заснеженной плитке, упала – перед глазами снова сверкнула сталь! Оглушая ударами крыльев, белый петух уже пикировал на Севу…

Откуда-то из-за деревьев послышался многоногий топот и тут же затих – будто пробежавшие там существа могли двигаться со скоростью курьерского поезда. Сквозь деревья промелькнули двуногие и длинношеие тени… И тут же резко и пронзительно заверещал свисток.

Петухи остановились. Белый, кажется, даже на короткий миг завис в воздухе. Потом оба, молотя крыльями, опустились на дорожку… и, словно больше не видя прижавшихся друг к другу людей, принялись невозмутимо поклевывать что-то у выложенной необработанными булыжниками бровки. Только громкий скрежет, раздававшийся, когда стальные когти проходились по камню, напоминал, что это отнюдь не мирные деревенские «пети».

– Идемте скорее! – хватая ребят за руки, выкрикнул менеджер и поволок их вперед, продолжая нервно оглядываться – не преследуют ли их. – Да быстрее же! Нельзя заставлять хозяина ждать!

– Он что, тут живет? – выдохнула запыхавшаяся Катька, когда за поворотом дороги им открылся странный дом.

Больше всего он походил на сказочный замок из мультфильмов, в котором живет загадочный волшебный народец. Рядом с длинным приземистым строением с нормальной высоты дверью, но совсем маленькими круглыми окошками возвышалась тонкая стройная башенка вообще без окон, зато с площадкой наверху. Еще выше на металлических сваях красовался домик с треугольной крышей.

– Не живет, – одергивая крутку и все еще настороженно косясь назад, буркнул менеджер. – Тут он, скажем так, расслабляется. Ладно, я вас привез, а теперь побегу, работы еще… – Он придержал за рукав Катьку и проникновенно выдохнул: – Я тебя прошу! Я не знаю, это шутка такая или твой гусь и вправду в валенках ходит, но Пал Григорьевичу ты этой глупости, пожалуйста, в любом случае не повторяй! Он человек серьезный. – И менеджер втолкнул ее в двери.

В открывшемся за дверью большом помещении было темновато – сквозь круглые маленькие окошки падало не слишком много света. Царящий вокруг полумрак полнился звуками – нетерпеливым хлопаньем крыльев, постукиваниями, гортанными птичьими вскриками и даже скрежетом когтей. После встречи с жуткими петухами это могло и напугать, но ребятам было не до страха – в нос опять ударил концентрированный птичий запах, еще более резкий, чем в фургоне «Дикой фермы».

«А Вадька еще каждый раз скандалил, когда я Харли с шампунем мыла», – подумала Катька, злорадно поглядывая на судорожно сглатывающего брата.

Стоявшего посреди зала мужчину забористый запах, кажется, совершенно не беспокоил. Его голову покрывала затрепанная соломенная шляпа с широченными полями, всю правую руку закрывала длинная, до локтя перчатка, сшитая из грубого брезента. Зачем перчатка, понятно сразу – на руке, плотно обхватив запястье мощными когтями, сидела птица. Выглядела она не менее странно, чем ее владелец, – лапы обмотаны разноцветными веревками, на голову накинут глухой черный колпачок, так что походила птичка на жертву похищения.

– Кречет. – Увидев устремленные на птицу пристальные взгляды, мужчина приподнял руку и повертел запястьем, предлагая полюбоваться. – Порода охотничьих соколов, – пояснил он.

– Ой, это тот, который 100 тысяч баксов стоит? – оживился Сева.

– Пока не стоит, – усмехнулся мужчина, слегка покачивая кречета на запястье. – Вот обучим – тогда да! Сейчас я его просто ношу.

– Как украшение? – ляпнула Катька.

– Это не брошка, деточка, – укоризненно покачал головой хозяин поместья. – Естественно, для обучения! Чтобы сокол привык к тебе, его надо 24 часа на руке относить и чтоб он мясо у хозяина взял! Привыкнет, тогда можно клобучок снимать, – он коснулся пальцем черного колпака, – и на дичь выводить. И будет он скоро охотник не хуже остальных! – Широким жестом свободной руки он обвел помещение.

Привыкшие к полумраку глаза ребят наконец позволили им различить жердочки, укрепленные вдоль стен – и в длину и в высоту – на значительном расстоянии друг от друга. На жердочках сидели птицы – здоровенные, поменьше и совсем некрупные, серые, темные и неброско-пегие. Но всех их отличали внушительные клювы и не менее внушительные когти.

– А они… вас не клюют? – На самом деле Кисонька хотела спросить, не кинется ли вся эта стая на них, но постеснялась.

– Случается. – Мужчина приподнял шляпу. Прямо на лбу красовалась совсем свежая кровавая отметина.

– Тут надо не шляпу, а мотоциклетный шлем носить, – пробормотала Мурка.

– Шлем плохо защищает от другого, – так же серьезно сообщил хозяин поместья.

Наверху, на жердочке под потолком, захлопали крылья, и на край шляпы ляпнулась черно-белая лепешечка птичьего помета.