У Владимира с Надей двое сыновей, Иосиф и Лев. Им снятся мальчишеские сны – о том, как получить свою долю наследства, о девушках, о том, чтобы вырастить большие усы. По Яичку бродит несколько шуток о братьях, потому что они не могут обнять друг друга, без того чтобы невольно не сжать кулаки. Много раз Иосиф загонял Льва в лес, красный от ярости, вопя, чтобы брат и не думал возвращаться домой. Но к обеду, конечно, Лева прокрадывался в дом, а Иосиф обнимал его, будто ничего дурного не случилось. Лев, в свою очередь, дулся в собственной комнате и ломал игрушки, чтобы показать им, кто в доме хозяин. После инцидента с Вовиными розами Иосиф вытоптал все цветы в саду: лилии, розы, пионы, ромашки и даже материны приправы, у которых и цветов-то нету: мяту, укроп и тимьян. Он стоял в середине учиненного разорения, тяжело дыша, с темными глазами, как у загнанной лошади, ожидая похвалы от отца.

– Ты мой любимый сын, – сказал Владимир Ильич Иосифу, чего мальчик только и добивался. – И я прощаю тебя за цветы.

Дитя улыбнулось, но нравом не просветлело. Одним весенним днем, ясным, как каравай, мальчик подошел прямо к добрейшему Сергею Мироновичу и выстрелил в него из игрушечного пистолета – пиф-паф! Оба они стояли в жидкой пахучей дорожной грязи, вглядываясь друг в друга, будто припоминая, что случилось много лет тому назад.

– Это Лева сделал, – прокричал Иосиф, напуганный молчанием Сергея, и убежал, чтобы хорошенько поколотить брата. Вечно так происходит с Иосифом. В каждой деревне есть такой.

Справа от Марьи живет Георгий Константинович, он вечно сидит на крыльце и играет на березовых гуслях, да так хорошо, что луна бледнеет от любви, а жена его, Галина Ивановна, кротка, как ягненок. Все в доме Георгия делается строго по правилам. Даже яйца сварятся тогда, когда он скажет, и ни секундой раньше. Пчелы в его саду собирают нектар только с тех цветов, которые ему нравятся. Когда в лесу воют волки, Георгий просыпается и несет стражу вместе со своими дочерьми, построенными в ряд с винтовками за плечом и никто не скажет, что есть другая причина, отчего волков слышно, да не видно. Георгий даже скромнее своей жены. Он никогда не скажет, что спасает Яичко каждую ночь своим упорным сопротивлением волкам, но его соседи говорят за него и приносят ему и дочерям горячий чай с кусками пирога, завернутыми в тряпицу, на тот случай если ночью выморозит. Георгий также пасет коров, поскольку они признают его власть и следуют строем в стойла без возражений.

Ну и ниже по улице живет Николай Александрович со своей длинноволосой женой Александрой Федоровной. Перед их открытой дверью играют четверо прекрасных дочерей – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а также болезненный младший сынок Алексей, который сидит в тенечке тополя и читает, а его сестры играют шишками в футбол на поляне. Николай сам довольно унылый и рассеянный, но усы у него густые, и он очень доброжелательный, даже несмотря на то, что сад у него каждую зиму умирает от засухи и коровы его мычат недоеные, а он их не слышит. Владимир Ильич однажды попробовал обсудить с Николаем свою доктрину роз и лилий. Тот налил ему квасу и внимательно выслушал. Солнце зашло за тучу, а Николай Александрович только рассмеялся и отправил старину Вову восвояси, отдавая свои симпатии скорее розам. Александра, вечно в фартуке с безукоризненной вышивкой, с руками, окрепшими в спорах с овцами, однажды сказала Марье Моревне, что ее мужу снятся те же сны, что и соседу, – про белых и красных муравьев, и он неделями плачет во сне. Она целует костяшки рук Николая, где, как известно, живут сны, пока он не успокоится, но после этого сама не может уснуть и наблюдает из своей теплой постели, как звезды выговаривают строчки длинного стихотворения.

Много еще людишек суетятся, ссорятся и хлопают ушами в Яичке. Таковы все деревенские. На целый день то одна, то другая бабушка затянет россказни, тягучие, как ириски, о Вовиных планах справедливого дележа нерожденного приплода от суягной овцы или о более беспокойных планах касательно козла, и это еще до того, как они начнут припоминать слухи о неверной Александре и одном монахе, не говоря уже о половине мужиков в Яичке. Все бабушки таковы. Коровы стонут на пастбище, куры трещат крыльями, если поблизости случится петух, земля под плугом оборачивается влажным черноземом и какое-то время, совсем ненадолго, все сияет и ничего не происходит, нигде и никогда. Деревня Яичко всегда стояла здесь и никогда нигде больше. В ней всегда обитали эти люди, их четыре лошади, десять голов скота, две курицы и петух в каждом дворе, три овцы (одна суягная), а безымянная речушка лила воду на общую мельницу, которая работала по двухнедельному расписанию, составленному сами знаете кем, и мыкался одинокий козел, который перестал бы пожирать лук в каждом огороде, если бы знал, что для его здоровья полезно, и несколько полей, на которых темная глубокая земля выносит все, что с ней творят.

Вдоме Марьи Моревны даже окна смеются. Еще долго после того, как погасят зимний очаг, тела Марьи и ее мужа светятся. Когда он входит в нее, кожа его на вкус – что яблоня, полная соков и живицы. Как мне тепло, думает она, как тепло!

– О волчица, – шепчет он ей, с животом, до краев полным супа и доброго хлеба. – Как мне повезло-то! Масло в кадушке, хороший перекур после ужина и ты, моя суженая, накрепко со мной повязанная.

– Когда ты так вот говоришь, мне всегда кажется, что ты – это кто-то еще, – вздыхает Марья.

Но Кощей всегда остается собой, без изъяна, целый и ясный.

И он нисходит на нее, как солнце, и, когда она улыбается, видны ее зубы. Каждый день она смотрит на железные ключи, висящие у двери, и пытается припомнить: Где я их видела раньше? Когда у меня было что запирать? И каждый день, если это только не воскресенье и не спустился туман, когда вся деревня Яичко сидит по домам, она трясет головой, чтобы собраться, и выходит на длинную узкую дорогу. Каждое утро Марья Моревна думает, что жизнь ее никогда еще не была так полна, но все равно каждый вечер жизнь кажется еще полней. Ее черные кудри блестят, будто видны из-под воды.

По средам приходит Ушанка, ее подруга, которой те старые бабушки, скорей всего, забыли дать имя, потому что она такая девушка, которая показывает только одну половинку лица за раз. Никто не знает ее фамилии, но это ладно. Фамилии в Яичке из вежливости не упоминают. У Марьи Моревны всегда есть что выставить – ножка кролика и свежий хлеб да мисочка с медом, а среда – это ее день пользоваться серебряным самоваром, который переходит от дома к дому, как лошадь.

– И как твой муж? – спрашивает Ушанка. На полях ее кружевной шляпы с фестонами вьется прекрасная голубая лента. Ушанка плетет кружева, как паук, и раздает шали бесплатно всем женщинам Яичка. Только вчера добрая Галка натянула одну такую на плечи, когда озябла.

– Он уверен, что корова отелится телочкой, поэтому уйдет к Александру Федоровичу. Я поговорила с Наташей насчет можжевелового сыра.

– Как замечательно для всех нас. А ты, Маша? Ты здорова? Тебя дамы навещают, когда я в отлучке? Мужчины разрешают тебе выпить с ними, если припадет охота?