– Саш!

– Что, Володя?

– Ты ничего не поела, – указывая на бутерброд и чашку с нетронутым чаем, сказал Никольский.

– Что-то не хочется. Я попозже на работе выпью кофе с булочкой.

Закрыв за собой входную дверь, Александра с облегчением вздохнула. Она спускалась по ступенькам, представляя, как после ее ухода свекровь промывает косточки нелюбимой невестки. Владимир как будто привык находиться между двух огней, но как быть с его словами о том, что без ребенка их семья скоро перестанет существовать? Он так спокойно сказал об этом. Может, в этой ситуации вообще нужно поступить по-другому, по-человечески – развестись и родить ребенка, как это говорят, для себя. Ей уже под тридцать. В самый раз.

Саша не заметила, как оказалась на троллейбусной остановке, машинально села в свой троллейбус и, прижатая к поручню, взволновалась: ее малыша прижала равнодушная толпа! Необыкновенное ощущение теплой волной прокатилось по телу, на глаза навернулись слезы. Нет, этот ребенок обречен. Ему не появиться на этом свете. Его мать не готова к встрече. Сейчас, как и несколько лет назад, когда она выходила замуж за Муромова, она могла думать только о себе, о своей выгоде, об избавлении от ненужных проблем.

На работе Лескова взяла отгул. Несмотря на обещания безболезненности процедуры, Саша нервничала. С тяжелым сердцем она приехала в клинику. Пожалуй, здесь не наблюдалось недостатка в пациентках. В назначенное время Александра смело и решительно перешагнула порог кабинета. После выяснения номера очереди начались обычные вопросы.

– Где результаты анализов?

– Вот, возьмите.

– Хорошо… Надеюсь, вы сделали все, что положено. Не завтракали? – сухо поинтересовался врач.

– Нет.

– Клизму ставили?

– Да, на ночь, – краснея, ответила Саша.

– Волнуетесь?

– Немного.

– Сестра вас подготовит, – надевая стерильные перчатки, продолжал доктор. Повернулся, увидел побледневшее лицо пациентки. – Милочка, не нужно так волноваться. Но все-таки я хочу в последний раз спросить. Я должен.

– Да, пожалуйста.

– Вы не передумали? – Саша отрицательно покачала головой. – Это ваша первая беременность?

– Да.

– Вам уже тридцать?

– Да, – все тише отвечала Лескова.

– Вы знаете о возможных последствиях? О том, что эта беременность может стать первой и последней в случае осложнений?

– Знаю, доктор. Я не передумаю. Обстоятельства…

– Тогда вы сделали свой выбор, – он не стал ее слушать. – Раздевайтесь за ширмой. Там же садитесь в кресло…

Вернувшись домой в субботу утром, Саша осторожно легла рядом с Владимиром. Повернувшись к нему спиной, свернулась калачиком. Горячий, сонный, Никольский обнял ее, поцеловал в затылок.

– Как прошло дежурство? – тихо спросил он.

– Спокойно, – солгала Саша, закрыв глаза. Спать ей не хотелось, но это был единственный способ отсрочить общение.

– Еще поспим немного. Я поздно лег – фильм интересный смотрел.

– Поспим, конечно, – с готовностью согласилась Саша и не заметила, как на самом деле уснула.

Ей снилось, что она сидит в кафе с каким-то мужчиной и пьет кофе. Очень ароматный кофе, но почему-то безвкусный. Сколько она ни пила из чашки, почувствовать знакомый вкус не получалось. Это разозлило Сашу. Она вдруг посчитала виновником всего мужчину, который, как ни в чем не бывало, ел жареный арахис, ловко освобождая орешки от шелухи.

– Саня, открой глаза!

Ну, конечно, она пила кофе с закрытыми глазами, а этого делать никак нельзя. Так во сне решила Саша, но потребовалась еще одна более настойчивая просьба:

– Сань! Хорош притворяться, что спишь! Открой глаза! – Саша открыла и спросонья увидела перед самым носом кофейную чашку с золотым ободком на блюдце. Рука, державшая его, подрагивала – Никольский едва сдерживал смех: – Доброго вечера, спящая красавица!

– Который час?

– Шестой.

– Я столько спала? – наигранно удивилась Лескова. Потянулась и почувствовала неприятную тяжесть внизу живота.

– Поднимайся, кофе в постель, но не с утра, а к вечеру. Это, по-твоему, романтично? – Владимир терпеливо держал чашку в руке.

– Очень романтично. Давай чашку, спасибо, – Саша осторожно села, опершись о подушку. Кофе был горячим и горьким – все верно.

Никольский сел на пол и внимательно наблюдал за тем, как Саша пьет. Ему казалось, что удовольствие, которое она изображает, липовое, и на самом деле она витает где-то очень далеко от дома, от него. Это могло означать что угодно. Владимир знал, что интуиция его подводит редко. То, что они с женой отдаляются друг от друга, – факт. Что-то не складывалось, и его подарок, сверкающий у Саши в ушах, ничего не изменил. Надеяться на то, что из чувства благодарности вдруг вспыхнет страсть, было глупо, но Никольский действовал вопреки здравому смыслу. Он решил, что его щедрость растопит лед, сковавший их отношения.

– Отдохнула? – Владимир забрал пустую чашку. Саша протянула руку и взъерошила мужу волосы. – Это «да»?

– Конечно, спасибо.

– Ты не бережешь себя. Очень много думаешь о работе, а надо о семье, о нас.

– Это ты так считаешь или Галина Михайловна?

– И я, и она, но, главное – я.

– Тогда замечу, что ты несправедлив. Я просто все успеваю. Я и время прекрасно уживаемся вместе.

– А со мной ты как живешь?

– Нормально, – Саша снова откинулась на подушку. Хотелось отвернуться к стене и больше не отвечать на дурацкие вопросы. Владимиру скучно, он пытается развлечься очередной ссорой и готовит почву для нее. Не получится. Саша закрыла глаза. У нее нет сил на войну. В этом разбитом состоянии она предпочтет промолчать, чем вступить в спор. Но продолжение разговора оказалось непредсказуемым для Лесковой.

– Какая у нас семья, Саша? – Владимир поднялся, поставил чашку на стол возле телефона. Саша открыла глаза и увидела, как он провел пальцами по его поверхности, потом долго рассматривал кончики пальцев. Стряхнул невидимую пыль и с довольным видом уставился на жену.

– У нас обычная семья, – вяло ответила Лескова.

– Серая, обычная, непримечательная… – Владимир сел на край дивана, взял Сашу за руку. – Какие у тебя красивые руки. Нежная кожа, гладкая.

– Это просто молодость, – улыбнулась Саша, – я не прикладываю к этому никаких усилий. Пока не прикладываю.

– Тебе вообще все дается легко, да? Ты умеешь получать то, что хочешь, и идешь ради этого на все.

– Мне не нравится твой тон, – Саша выдернула руку, села, поджав ноги. Подоткнув под себя одеяло, какое-то время была занята тем, чтобы на нем не было складочек. – Что случилось? Не тяни.