Меня успокаивают два факта. Во-первых, на мягком снегу следов не скрыть. Я увижу, куда она направилась.

Во-вторых, я поеду быстрее Эрин. Мое вывихнутое колено уже почти в порядке, а вот ее лодыжка наверняка нет. Я видела, как сильно хромала Эрин пару часов назад. Она не может опираться на ногу, там перелом, я уверена, — а с переломом на лыжах не помчишься. Эрин придется двигаться медленно и осторожно, у нее уйдет много времени на то, чтобы одолеть разрушенный участок в начале синей трассы. Я видела, что там творится после лавины: сплошные заторы — камни, мусор, бревна. Даже если дальше трасса чище, этот участок будет сложно преодолеть. Я смогу догнать Эрин. Если потороплюсь.

Решено. Нахожу свои ботинки, запихиваю в них ноги. Хватаю лыжи и палки. Варежки — в кармане комбинезона. А вот шлем… Где шлем? В шкафчике нет. Через несколько секунд до меня доходит: это мой шлем взяла Эрин, именно он торчит сейчас в оконной раме.

Дергаю его еще несколько раз — безрезультатно. Шарю вокруг в поисках другого шлема. Нет, зря теряю время! Эрин сильно опередит меня даже с больной лодыжкой, могу не догнать.

Сунув телефон Эллиота в карман, я закидываю лыжи на плечо, громко топаю назад, в вестибюль. Открываю двери в снег и втискиваюсь в ночь.

Холод невероятный. Сразу становится ясно — каким бы ледяным ни казалось неотапливаемое шале, оно хорошо защищало нас от ненастья.

На улице, наверное, градусов двадцать мороза. Или больше. Небо ясное, вокруг луны — необычный ореол, похожий на алмазную пыль, какой возникает только при очень низких температурах.

Даже в теплом комбинезоне меня пробирает дрожь.

Фиксирую лыжные крепления и оглядываюсь в поисках следов Эрин. Вон они — глубокие темные борозды на подсвеченном луной белом снегу.

Странно, следы ведут не к синей трассе. Они поворачивают в другую сторону, в лес.

Снуп ID: LITTLEMY

Слушает: не в сети

Снупписчики: 10

Я и забыла про начало. О боже, начало. Отвесная стена глубокого рыхлого снега, окаймленная деревьями и нашпигованная валунами, сужается до крутой тропы шириной всего несколько футов. Сделать первый шаг, по сути, означает прыгнуть с обрыва, надеясь на то, что снег тебя удержит.

С двумя здоровыми ногами я смогла бы — наверное, не очень изящно, но смогла бы. Я многое подзабыла, однако за моими плечами достаточно внетрассовых спусков, и в своем техническом мастерстве я уверена. Я знаю, как вести себя на рыхлом снегу, как проходить трудные повороты, избегать сугробов и поддерживать темп.

Знаю все это в теории. Вот только последний раз я каталась вне трассы больше трех лет назад. К тому же непонятно, сумею ли я со сломанной лодыжкой применить теорию на практике.

Сердце выскакивает из груди. Выхода нет — Лиз увидит следы на снегу, пойдет за мной. Нужно ехать.

Нога, расположенная ниже по склону, примет на себя основной вес тела. Я фиксирую лыжные крепления, разворачиваюсь так, чтобы здоровая нога стояла ниже, — и, в глубине души умирая от страха, направляю тело вперед.

Сначала все идет хорошо. Я боком мчу вниз по нетронутому пушистому снегу, это напоминает плаванье с обернутым вокруг ног одеялом. Впереди деревья, и меня стремительно несет на них. Придется поворачивать — на больную ногу.

Неуклюже проделываю параллельный поворот. Черт… Я успела забыть, какой физической мощью обладает глубокий рыхлый снег; он тянет лыжи в другую сторону, я едва удерживаюсь от падения. Настоящая проблема возникает, когда я приземляюсь на сломанную лодыжку. Боль пронзает весь позвоночник, и я торопливо меняю наклон корпуса, перенося вес на здоровую ногу.

Бесполезно — опять нужно поворачивать. Из темноты выступает новое дерево, и на этот раз верхняя лыжа зарывается в снег и выворачивает мне лодыжку с такой дикой силой, что я кричу. Крик эхом отскакивает от крутых скалистых стен. Я тяжело наваливаюсь на больную ногу, пробую удержать равновесие при помощи палки, а дальше… Не знаю, что происходит дальше. Знаю лишь, что бедная нога не выдерживает, палка глубоко проваливается, и я падаю, кувыркаюсь в мягком снегу, прикрываю голову руками от полузасыпанных булыжников, выстилающих склон.

Одну лыжу срывает, палки выкручивают запястья, я лечу то вниз головой, то вверх, скольжу вперед на бедрах, делаю сальто — и, наконец, после зубодробительного удара о камень замираю у подножия тропы.

Первое время даже шевельнуться не могу, лишь хватаю ртом воздух и пытаюсь сдержать крик от пульсирующей в ноге боли.

Пробую сесть. Позвоночник хрустит, как разбитое стекло под ногами, а от боли в лодыжке накатывает жуткая тошнота. Однако сознание ясное. Сотрясения мозга нет. Вроде бы. Встаю на колени. Нога болит сильно, но терпимо.

Опираюсь на палку, с трудом встаю. Отдыхаю, дрожа от потрясения и боли, заставляю себя дышать медленно и глубоко. Помогает… отчасти. Немного успокоившись, я отряхиваю снег с волос и воротника, оцениваю потери. Одна лыжа по-прежнему на мне, и одна палка тоже сохранилась. Вторая валяется на камне у противоположной стены ущелья. Ковыляю туда, беру палку трясущимися руками. Так. Хорошо.

Другая лыжа… где она? С одной палкой я ехать могу, а вот на одной лыже — нет. Если не найду пропажу, мне конец.

Вон она! Носок лыжи торчит из снега в нескольких футах от меня, на крутом склоне, с которого я сорвалась. Вздохнув, отстегиваю оставшуюся лыжу и взбираюсь по рыхлой, зыбкой стене расселины, дергаю беглянку изо всех сил — застряла глубоко. Похоже, крепления за что-то зацепились под снегом. Я поправляю варежки и начинаю копать.

Меня вдруг обжигает жуткое воспоминание — яркое и отчетливое, как было в первые дни, когда я каждое утро просыпалась в поту из-за вновь пережитого во сне кошмара.

Копать. Копать, отбрасывая снег. Волосы Уилла. Его лыжа. Холодное, восковое лицо…

Содержимое желудка поднимается ко рту.

Я сглатываю.

Скребу пальцами снег.

Снег на ресницах Уилла, на заледеневшем носу…

Хочется плакать, но нельзя. Нельзя, я и так уже наделала много шума. Лиз где-то рядом.

Порванный шарф. Синие губы…

Вот она, лыжа! Теперь, когда крепления очищены от снега, я без особого труда выдергиваю ее.

Соскальзываю по склону назад, ко второй лыже, меня трясет. Зубы выбивают дробь, а руки дрожат с такой силой, что я не могу продеть их в петли палок. Ботинки приходится тыкать в лыжные крепления раз шесть или семь. Наконец раздается ответное «щелк», и я чувствую надежную фиксацию.

Какое-то время просто стою, тяжело навалившись на палки. Даю короткую передышку измученным вибрирующим мышцам. Сама не знаю, что подкашивает меня сильнее — боль, усталость или воспоминания о смерти Уилла и Алекса. Наверное, все вместе. Нет, я не могу позволить себе отдых. Не могу.