Эти слова ведуна поразили Романова словно гром. Он предполагал что угодно, но только не то, что престол окажется под Борисом Годуновым. Это никак не укладывалось в его голове. Он посмотрел на Сильвестра — не обманывает ли? — и увидел не только жалостливый взгляд ведуна, но и лицо, выражающее огромную скорбь.

— Я верю тебе, Сильвестр... Оставь меня одного. — Фёдор сцепил на коленях руки и снова опустил голову.

Ведун встал и медленно направился в питейную избу. А боярин долго сидел неподвижно, перед взором его горела свеча, которая уменьшалась так быстро, будто была не восковая, а бумажная.

Фёдор нисколько не усомнился в правдивости сказанного. Он знал, что государь слабеет с каждым днём, и был уверен, что жить ему совсем недолго, что наследников по Калягину роду у него нет: царевич Дмитрий убит, дочь Феодосия скончалась в малолетстве; знал, что царица Ирина не возьмёт державу на свои слабые плечи. И всё сводилось к тому, что свеча судьбы зажжётся для рода бояр и князей Романовых, первого среди боярских родов. И себя Фёдор видел государем России. Но свеча удачи сгорела во мгновение. На земле появился другой преемник престола, за которого рок и ведовские силы. Немыслимо, непостижимо умом, но так сие и будет, как сказал Сильвестр. Ничто не помешает судьбе вознести Бориса на престол. И захотелось от такой беспомощности завыть волком, сотворить что-то такое, чтобы покарать всех врагочародейников и не допустить торжества воровских чар.

Нет, и сие Фёдору было не дано. Не обладал он той силой, которая бы одолела рок. А происки? О них тоже сказал Сильвестр: всё, что он, Романов, предпримет против Бориса Годунова, пойдёт ему во вред, на погибох живота. Потому что все его происки Борис не простите и, как только взойдёт на престол, расправится с ним, боярином Романовым, и всем романовским родом.

И появилось у Фёдора желание, родившееся от бессилия, от безысходности и отчаяния: затрезвонить, ударить в набат, разнести по всей Руси весть о том, что Борис Годунов связался с нечистой силой и с её помощью наносит порчу царю Фёдору, готовит ему погибель.

И в сей же миг за спиной Фёдора, за вековой липой, послышался голос Петра Окулова — Фёдор хорошо запомнил его в питейной избе:

— Я читаю твои чёрные мысли, боярин, и не дарую тебе удачи. Ты будешь проклят святой церковью со всех российских амвонов, тебя проклянёт народ, ибо гнев твой не от Бога, а от сатаны. Запомни: мы токмо показали путь судьбы Борису, но не влияли. И повлиять, изменить сей путь не дано даже Всевышнему. Он своей воли не меняет. Судьба — любимая дочь Всевышнего. И её желания Отец всего живого не отнимет во веки веков. Положись и ты на судьбу. Придёт время — и мы озарим тот путь, каким поведёт тебя дочь Всевышнего.

— Зачем ты прячешься от меня, провидец? — вдруг совершенно спокойно и без душевного трепета спросил Фёдор. — Покажись, присядь рядом, поговорим.

Пётр Окулов отозвался:

— Иду, боярин. Блажен, кто поверил. Мне приятно с тобой поговорить. — Вышел Пётр из-за липы, глазки-лучики сияют, щёчки розовые в улыбке, бородёнка — клином вперёд. Пётр сел перед боярином на корточки, прямо дед-лесовичок. Говорит, однако, баском да смело:

— Смирись, боярин, и наберись терпения. Не бросай камней, потому как и в тебя могут кинуть. Твой час придёт, когда Русь переживёт Смутное время.

— Да что это за время?

— Сам узришь. А там и быть тебе звездою первой величины на российском небосводе, когда из дальних земель вернёшься. Прощай, Филарет. — Окулов стал с земли подниматься, да и не поднимался, а взлетел, плавно этак, будто пуховое перо, и на ножки встал, и пошёл.

— Да стой же ты, непокорный, — боярин за ним поспешил. — Скажи мне, Божий человек...

— Про Катерину узнать захотел? Да встретишь ты сию девку. И будет эта встреча последней: так на роду вам написано. И Сильвестру стало легче после твоего крестоцелования.

— А когда мы встретимся?

— Сам знаешь. Вот сей час и пойдёшь к монастырю, — улыбнулся Пётр боярину и пропал.

Фёдор не останавливаясь прошёл мимо церкви, через площадь, в ту сторону, где был монастырь. Он углубился в свой мир, и всё вокруг для него стало пустыней, и в ней — дорога, ведущая к Катерине. Нужно было Фёдору взять у неё свою вторую половинку сердца. А вот возьмёт или нет, сие ему было неведомо.

Князь Фёдор в жизни много прочитал книг. Читал греческих философов, богословов. Он знал, что вера во Всевышнего крепка только в том человеке, который никогда не сомневался в деяниях Всевышнего Творца. Что ж, раз Всевышний повелел ему пережить позор от Бориса-правителя, который взойдёт на трон и будет царём, он переживёт; раз Всевышний разлучает его с любимой, он идёт к ней проститься. Он переживёт ещё неведомое ему Смутное время и многие другие беды, всё для того, чтобы Всевышний не сомневался в нём. Он шёл и читал молитвы, благо молитва всегда приносила облегчение его страдающей душе. И он вскоре заметил, что размышления его потекли легко и шагалось так же легко. И показались монастырские церкви и собор, а ближе к Фёдору стала вырисовываться в дымке-мареве монастырская деревушка.

Шёл боярин быстро, пот на лице обильный выступил — давно так не хаживал. Да не оглядывался назад, где в версте от него двигалась пароконная карета. Он держал путь к святым иконам обители святого Иосифа Волоцкого, чтобы покаяться в прегрешениях своих и отслужить молебен. Он шёл полями, на которых наливалась колосом рожь и пшеница, ячмень и овёс, шёл мимо цветущего льна, шёл через луга, где паслись общинные и монастырские стада, через рощу, в которой пели птицы, он переходил речку со светлой водой и поднимался на холмы, где дул свежий ветер, и весь путь читал то, что запомнилось с малых лет, как заклинание от всех напастей:

— Прочь ты, завистливый дьявол. Ты завидуешь, что мы зрим образ Владыки нашего и через него освещаемся; завидуешь, что видим спасительные страдания его, удивляемся его сошествию, созерцаем чудеса его, познаем и славим силу его Божества, ты завидуешь чести святых, которой они удостоены от Бога; не хочешь, чтобы мы смотрели на изображения славы их и делались ревнителями их мужества и веры; не