— Мать твою, неужели это так страшно — пойти в солярий?! — взвизгнул Перо.

Да, страшно, подумал я, вглядываясь в себя самого. Там меня окончательно сотрут. И я попаду в списки без вести пропавших.

И ещё подумал о том, что Перо Главный наслаждается тем, что так унизил меня этим солярием. Избить меня он не мог, но ему нужно было как-то мне отомстить.

— Ну знаешь… это выходит за все рамки, — пробормотал я себе под нос.

Меня удивило, что он так обезумел от моих протестов. Он, не веря своим ушам, прошипел: — Выходит за все рамки?!

— Ну, я думаю…

— Хозяин целый день по телефону поминает мою мать! Ты это понимаешь? А ты знаешь, что мы можем тебя отдать под суд?! За обман! За оскорбление чести! За коммерческий ущерб! За оставление человека в опасности! И так далее…

— Я не знал, — сказал я и почесал себя по темени.

— И ты при этом ведешь себя как примадонна! «Ах, я не хочу в солярий!» — он попытался передразнить меня.

Я смотрел на него. Меня удивляло, откуда у нас такое непонимание.

— ОТПРАВЛЯЙСЯ В СОЛЯРИЙ, ИНАЧЕ ТЫ СЕЙЧАС ЖЕ БУДЕШЬ УВОЛЕН! — заорал Перо.

Я прикинул. Из-за чего я должен всё это терпеть? Из-за квартиры, кредита… Из-за Сани, любви… Столько было тех, кто из-за работы… из-за кредита, из-за любви… перестроили свою личность, добровольно, всем на радость… Почему не могу я… Действительно, разве это так страшно — пойти в солярий?

Что плохого в солярии? Вот он: Beauty centar «Julia», захожу стыдливо, так же, как однажды первый раз шел в аптеку за презервативами ради одной туристки, француженки.

А в салоне «Юлия» накварцованная блондинка и накварцованная брюнетка (одна из них наверняка Юлия) сидят и раскладывают какие-то препараты, достают кремы и расставляют их на полочках. В воздухе витают тропические ароматы и поет Эрос Рамазотти. Я говорю, что хотел бы покварцеваться.

— Сколько? — спросила брюнетка. Вероятно, она и есть Юлия, подумал я.

— Ну… максимально, — сказал я немного испуганно.

Юлия чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась: — Что вы имеете в виду под «максимально»?

— Да я не знаю, а сколько допускается? — спросил я, подумав о климатических условиях пустыни. — Мне нужно, типа, загореть… Как будто у меня был солнечный удар.

— Ха! — весело воскликнула она и бросила на меня профессиональный взгляд. — А вы раньше облучались? Я имею в виду, недавно?

— Нет… К сожалению, нет, не облучался уже очень давно. — Я стоял слегка ссутулившись, как белокожий деревенщина на пляже.

— Ну, не знаю… На первый раз… Хм, сколько бы было максимально? — спросила Юлия блондинку.

— Да откуда я знаю… Фактически… Вы, типа, хотите именно так?.. — спросила меня блондинка.

— Ну да, так, — сказал я.

— Ну слушай… Тогда положи его на двадцать пять минут! — сказала блондинка Юлии.

Это показалось мне слишком. Я посмотрел на накварцованную блондинку так, как обычно смотрю на слесаря в автосервисе — надеясь, что ему можно довериться, — а она смотрела на меня, как на подопытную морскую свинку, участвующую в научном эксперименте.

— Двадцать пять? — переспросила Юлия блондинку. — Думаешь?

Я их видел как-то снизу, как пациент перед операцией.

— Ну, типа… — сказала блондинка, — да, думаю так.

— Может, пятнадцать? — неожиданно ляпнул я.

Блондинка посмотрела на меня так, будто я вообще без яиц, а Юлия, как мне показалось, была за компромисс и сказала: — Пожалуй, всё-таки двадцать! Идет? У нас достаточно мощный аппарат. Вам этого хватит.

И отвела меня в соседнее помещение, открыла их саркофаг и объяснила, за что нужно потянуть вниз, когда лягу. И что нужно закрыть глаза.

— У вас две минуты, чтобы раздеться, — сказала она и вышла, прикрыв дверь.

Я заспешил.

Лёг внутрь и закрыл крышку. Зажмурился.

И подумал — готово дело.

Лежу, должно быть слишком быстро разделся. И жду.

Послышалось гудение, включились моторы.

Сейчас меня в этой капсуле наконец забросят далеко-далеко от всего, я отправляюсь во вселенную голым… Я почувствовал тепло, движение струй воздуха, а под закрытыми веками я увидел розоватый свет… Розоватые точечки поблескивали. Я подумал, что таю, превращаюсь в какую-то слизистую жидкость, как тот тип из «Терминатора-2». И останется от меня только лужица…

Потом какие-то фотографии… Части каких-то фотографий. Перемешанные с частями других фотографий. Какой-то бредовый фильм. С Саней в театре. Вспышка одного фотоаппарата, которая так и не погасла. Я закрываю глаза… Потом мы смотрим в небо, из театра, там нет потолка. И хотя тут нет логики, мы видим меня как парашютиста, настоящего парашютиста, в костюме парашютиста. Я падаю с неба и смеюсь. Потом прогулка камеры по редакции, камера очень нестабильна. Саня входит в редакцию, как балерина, на одной ноге, движется, скользит… Темнота. Аплодисменты.

Что-то стучит; опять всё обычно, белый свет.

— Вы живы? — спросила Юлия. — С вами всё в порядке?

Я не сразу сориентировался… Стоп — похоже, я заснул?

А брюнетка Юлия, это средоточие красоты, смотрит на меня, голого, темного, горячего, сверху. — С вами всё в порядке? Мы ждем, а вы не выходите.

В голове мелькнуло, а не затащить ли её сюда ко мне, в этот саркофаг, чтобы побыть вместе во вселенной.

— У меня была трудная ночь.

— Тогда ладно, — она опустила крышку, чтобы больше на меня не смотреть. Как только поняла, что я жив, рассердилась. — Одевайтесь! — сказала она, и я услышал, как она вышла.

Я снова открыл этот саркофаг. Ух. Старый рокер восстает из мертвых. Посмотрел на себя в зеркало. Я выглядел довольно похожим на Джеймса Брауна.

Ай фи-и-ил гу-уд, та-на-на-на… — я заиграл бедрами перед зеркалом, член болтался в состоянии полуэрекции. Говорят, что кварцевание улучшает настроение. Оказывается, это правда.

Кроме того, я наконец-то немного поспал.

Каким же я был деревенским