У распахнутого окна, на полу, лежала Вера.

Кинулся, закрыл окно. Склонился к Вере. Кажется, без сознания. Но жива.

И в тот же момент оказался в стальном замке сильной мужской руки, обвившейся вокруг его шеи, а лопатки ощутили твердое, жесткое, круглое прикосновение.

– Спокойно, голубчик, – проговорил сзади него мужской голос, – не дергайся. А то эта штучка может нечаянно выстрелить в результате неосторожного движения… Понял? Руки вверх! – приказал голос.

Виктор повиновался. Обвивавшая шею рука ослабла, и он получил толчок в спину.

– Не двигаться. Ручки обратно пожалуйте, вверх то есть. Так, хорошо. Теперь медленно поворачиваемся. Медленно, я сказал!

Виктор, задрав руки, неловко повернулся лицом к мужчине.

Мужчина был среднего роста, худощав, и Виктор даже удивился – шея его до сих пор помнила стальной замок его руки, никогда бы не подумал… Темные, коротко остриженные волосы с первой проседью на висках, странный, мягкий взгляд, никак не вязавшийся с бандитским поведением.

– Документы при себе?

Виктор потянулся за паспортом во внутренний карман куртки.

– Стоп! – прикрикнул незнакомец. – Одной рукой, вторую не опускать. И медленно, медленно вынимаем… Так, хорошо, паспорт. Кидаем – одной рукой.

Он поймал паспорт на лету, не сводя глаз и дула пистолета с Виктора. Вытянул перед собой таким образом, чтобы и Виктор, и паспорт, и пистолет были рядом в поле зрения.

– «Коваленко Виктор Григорьевич, 1953 года рождения…» И что вы тут делаете, Виктор Григорьевич?

«Да он наверняка из милиции!» – вдруг догадался Виктор.

– Вы из милиции? – спросил он с облегчением.

– Не совсем… Руки! Не опускать!

– Я… Я друг Веры. Я врач. Вот пришел с работы, хотел посмотреть, как она, а тут вы… и окно…

– Она в обмороке, по-моему. Посмотрите.

– Я, собственно, этим и занимался… А руки… Можно опустить?

– Да. Но помните, что у меня пистолет.

Виктор, покосившись на означенный предмет, нагнулся. Приподнял веко: суженные, точечные зрачки.

Вера была не в обмороке, Вера спала. И разбудить ее было невозможно. Виктор оголил руку: так и есть, следы укола. Значит, «Женя» снова наведался…

Кис уже сидел в кресле, все еще сжимая пистолет и зорко наблюдая за движениями Виктора.

– Кто вы? – спросил Виктор, разогнувшись.

– Частный детектив. Но милиция тоже сейчас прибудет, не волнуйтесь.

– Да я, собственно, и не волнуюсь… Уберите вашу пушку, она вам ни к чему: я действительно друг Веры и врач…

Кис велел Виктору сесть и, поглядывая на него, набрал на мобильном номер: «Серега, срочно выезжай, Лучникову пытались убить!»

– Что? Что вы сказали? Веру пытались убить?!

– Вытолкнуть из окна.

– Кто?!

– Он забыл представиться, невоспитанный.

– Уж не тот ли, который ворвался в лифт?

– Вполне возможно.

– А, черт! Знал бы я! Я бы его сцапал!

– «Бы-бы»! Если бы у моей тети были яйца, то она была бы моим дядей! – процитировал Кис любимое выражение друга-француза Реми. – Лучше скажите, что с Верой?

– Ей опять вкололи наркотик!

– Что значит «опять»?!

Виктор перенес Веру на постель, и следующие десять минут Кис с глубочайшим вниманием слушал историю о слежке, звонке из «Мелитополя», о «коллеге» и странной потере памяти…

– Нет, это невероятно! – забегал детектив, дослушав до конца. – Ну объясните мне, как же можно было об этом умолчать?! Почему вы следователю не сообщили? Почему она мне сразу не рассказала?! – стенал он.

Еще через пять минут милиция наводнила комнату. Ирина Львовна и Роман час назад были застрелены из пистолета 9-го калибра. Очень возможно, что из той самой «беретты», которая лежала во внутреннем кармане у Алексея и которую Кису пришлось вытащить и предъявить следствию. Соседи слышали выстрелы, видели Веру, выходившую из квартиры убитых. Перчатки Веры были в крови, ее шуба с подозрительным пятном на рукаве валялась на полу, ее дверь стерегли окровавленные статуэтки…

Кис и Виктор давали по очереди показания. Вера, провалившаяся в наркотический сон, была глуха и нема и не ведала, что ей грозит арест по подозрению в убийстве.

На кухне нашли записку, написанную разъезжающимся почерком: «Я их убила и ухожу из жизни. Будьте все прокляты».

– Это спектакль! – пытался объяснить Кис. – Свяжитесь с Петровкой, это часть одного и того же дела по изнасилованиям!

– Без вас знаем, что нам делать, – огрызнулся в ответ капитан.

– Да поймите же вы, это постановка, это мизансцена! Ей вкололи наркотик и привели на место преступления! Иначе зачем бы ее пытались выбросить в окно? Она однажды пыталась выброситься, пресса историю расписала, и преступники на этом и сыграли! Ее подставили на роль убийцы, а затем собирались инсценировать самоубийство!

– Воображение у вас… Детективы бы лучше писали! Доказательства есть?

– Но попытка вытолкнуть ее в окно – разве не доказательство?

– Нет, – отрезал капитан. – Ее видели на месте преступления, два человека убиты из ее пистолета, у нее повсюду следы крови, я уверен, что жертв.

– У нее никогда не было пистолета! – почти кричал Виктор.

– А вы ей кто? Вы муж? Вы с ней тридцать лет прожили, чтобы знать, что у нее есть, а чего нет?

– Но, послушайте, она же, как вы утверждаете, застрелила двоих из пистолета. Пистолет рук не пачкает, не нож ведь! Кровь на перчатках объясняется только одним: кто-то ей намеренно выпачкал руки! – вторил Виктору Кис.

– Стоит ли искать логику в действиях женщины, находящейся в наркотическом опьянении? Сделаем анализ, посмотрим, чем она балуется.

– Она не «балуется»! Ей вкололи! Она никогда не была наркоманкой! – молил Виктор быть услышанным.

– Есть такой наркотик, который приводит человека в гипнотическое состояние, он даже называется так – «рогипнол»! – пытался объяснить Алексей. – Под его действием можно заставить человека сделать все, что угодно! А потом он к тому же еще и забудет, что сделал!

– Доказательства?

– Ампулы нет, – горячился Кис. – Если бы сама – ампула бы нашлась!

– А если выбросила?

– Тогда ищите в мусоропроводе: если сама выбросила – найдете.

– Не учите меня, ладно? Распишитесь вот тут и очистите помещение. А подруга ваша, как только придет в себя, поедет в изолятор временного содержания.

– Никуда я не пойду. Живу я здесь, – заявил Виктор, демонстративно усаживаясь в кресло. – Я врач, а Вере необходимо наблюдение врача. И ее нельзя в изолятор, за ней уход нужен!