Обменявшись самыми свежими медицинскими анекдотами и рассказами о последних проделках Надин Клеман, они незаметно перешли к теме пейрольского парка.

– По крайней мере, мы теперь спокойны, – весело провозгласила Аврора. – Лестрейд вовсе не какой-то там опасный психопат, и сейчас мы знаем, зачем он все это высаживал!

– Он что, действительно такой ужасный? – спросил Жорж.

– Мне всегда было немного страшно, когда он внезапно возникал неизвестно откуда. Он никогда не соглашался отдать ключ от боковой калитки, и я всегда боялась, что он неожиданно выйдет из-за какого-нибудь дерева.

– Размахивая каким-нибудь садовым инструментом, – смеясь, добавила Паскаль. – Однажды вечером он до смерти напугал меня!

– Да, когда две женщины живут одни в огромном доме на отшибе… – иронично заметил Жорж.

– Не беспокойся, – перебила его Аврора, – нас не так-то просто запугать, и мы не нуждаемся в охране!

Она одарила его ослепительной улыбкой и предложила гостям кофе.

– Я сама приготовлю, – решила Паскаль, встав из-за стола.

Самюэль прошел за ней в кухню, неся стопку грязных тарелок.

– Вижу, что тебе уже лучше, – сказал он. – Ты смеешься от души, и я рад.

Он всегда замечал, когда у нее менялось настроение; он знал ее, как никто другой. Она молча посмотрела на него.

– Да, теперь мне спокойнее.

– Потому, что раскрыла все тайны, связанные с Юлией?

– Да… Вот думаю, как быть с садом. Папа советует все перекопать, но я не хочу уничтожать весь этот огромный труд. Это было бы почти что святотатством.

– Почему? Эти цветы – пережиток прошлого, Паскаль. Они здесь больше не нужны.

– Значит, мы будем единственными, кто видел их?

– Нет.

Она заметила колебание в его голосе, но он продолжил: – Я сегодня еще раз пролетал над Пейролем с одним из своих стажеров и сфотографировал эту надпись.

Она ошеломленно смотрела на него. Как он смог разгадать ее намерения? Даже приняв решение изменить парк, она хотела оставить память о том, что так долго оставалось тайной для всех и отражало немое страдание ее матери.

– Я привез снимки и негатив, они в машине.

– Спасибо тебе, Самюэль…

Она смотрела на него с грустью, на своего Самюэля, такого знакомого, никем не заменимого… Когда, в какой момент они потеряли друг друга?

– Как дела у Марианны? – спросила она.

– Понятия не имею. Думаю, что она уже вышла на работу, мы больше не видимся с ней.

Покачав головой и чувствуя подступающий к горлу ком, Паскаль едва прошептала:

– Ты найдешь себе другую женщину, Самюэль. Я так хочу, чтобы ты был счастлив!

– Конечно, все это придет со временем… А как ты? Как твой роман с Лораном?

На самом деле ему не хотелось знать об этом.

– Вы решили пить кофе без нас? – воскликнул появившийся на пороге кухни Жорж.

Обрадовавшись возможности избежать ответа, Паскаль поставила чашки и сахарницу на поднос, передала его Жоржу, и они вместе пошли в зимний сад, где Аврора открывала окна.

– Сегодня настолько тепло, что можно прямо в саду пить кофе…

Повернувшись к Паскаль, она с энтузиазмом добавила:

– В одном магазинчике я видела классные фонари, знаешь, такие, что можно ставить на лужайке или где захочешь, и они могут светить всю ночь. К следующему разу, когда мы будем устраивать обед, я куплю их, потому что наши фонарики очень красивые, но толку от них почти никакого!

Паскаль заметила, как при этих словах Авроры помрачнел Жорж. Кажется, он терял надежду убедить ее переехать в его квартиру.

– Проблема Пейроля состоит в том, – прошептал ему на ухо Самюэль, – что, когда вкусишь его прелестей…

Он стоял сзади Паскаль, и она воспользовалась этим, чтобы на секунду опереться на него, закрыв глаза.

– Мне нужно возвращаться, красавица, уже поздно, а у меня завтра на восемь утра назначена операция. Твой рай чересчур далек от цивилизации! Ты едешь со мной, Жорж?

– Э…я…

– Я оставляю его здесь на эту ночь! – сказала Аврора, смеясь.

– Тогда до свидания.

Он взял куртку, висевшую на спинке кресла.

– Проводи меня до машины, чтобы я отдал тебе фотографии.

Паскаль, чувствуя себя немного неловко, вышла вместе с ним. Он возвращался один в Тулузу, и это было логично.

– Держи, это тебе…

Он протянул ей конверт, который она машинально взяла.

– Приятных снов, красавица, – сказал он, наклоняясь к ней.

Вместо того чтобы поцеловать ее, он легко коснулся ее щеки и дружески пожал плечо. Она смотрела, как удалялись огоньки его машины, а затем вовсе исчезли за поворотом. Ночь была ласковой и теплой. Запрокинув голову, Паскаль всматривалась в темное звездное небо. Она нашла свою сестру, поняла немое горе своей матери, позади нее возвышался огромный дом, к которому она так стремилась, она потеряла Самюэля, с которым по-настоящему была счастлива. Оказывается, жизнь такая сложная штука…

В конце рабочей пятницы Лоран вышел из клиники немного раньше обычного. Придя домой, он принял душ, надел бледно-голубую рубашку и легкий костюм; после недолгого размышления галстук решил не надевать. Он заранее заказал столик в ресторане «Жарден де л'Опера», где назначил Паскаль свидание. Ему нравилось смотреть, как она пробовала блюда, именно такая женщина была способна оценить кухню великого кулинара.

Он находил в Паскаль одни лишь достоинства, что свидетельствовало о том, как сильно он ее любит. Погода просто манила прогуляться пешком. Пройдя мимо музея Огюстена, он пересек рю де ля Пом и вышел на Пуа-де-Люиль. Подойдя к зданию оперы, он остановился, как всегда очарованный его архитектурой.

Часы показывали половину девятого, и он торопливо зашагал к «Жарден де л'Опера». Метрдотель провел его к столику, где уже сидела Паскаль.

– Я заставил тебя ждать? – опечаленно спросил он.

– Нет, я просто раньше приехала. Какое великолепное место! Чтобы я не скучала, мне дали карту, но я в растерянности, и ты должен мне помочь.

Она улыбнулась, глядя на него, и была так хороша, что его охватило волнение. На шее у нее блестело золотое украшение в виде полумесяца. По его наблюдениям, она любила именно желтое золото, и обручальное кольцо, которое он сегодня принес с собой, было подобрано соответственно ее вкусу. Отдать его сразу или немного подождать? Ему надо было набраться мужества и найти подходящие слова, чтобы сделать ей предложение. А вдруг она рассмеется, сочтет его слишком торопливым или каким-нибудь приверженцем старомодных традиций?