Прогулка по парку помогла бы отцу успокоиться, поэтому Паскаль последовала за ним без возражений. Когда они проходили мимо кустов гибискуса, он указал на них жестом фаталиста.

– Единственный случай, когда я проявил себя садовником! Как тебе уже известно, я посадил здесь эти кусты, чтобы забыть о том ужасном пожаре, но ты не знаешь, что смерть Александры, ужасная и мучительная, не причинила мне большого горя.

– Папа…

– Пожалуйста, не перебивай меня, а то я никогда не смогу добраться до конца!

Он несколько мгновений рассматривал кустарник, не обращая внимания на состояние Паскаль, которую охватило чувство страха.

– Ты не можешь себе представить, как легко в мое время совершались браки без любви! Для того чтобы создать семью, достаточно было лишь встретить девушку своего круга. Я действовал вопреки своим чувствам, потому что к тому времени я успел полюбить твою мать. Тогда она еще училась в лицее, и это была любовь с первого взгляда, но, к несчастью, я ее больше не видел, и ходили слухи, будто в Париже она вышла замуж. Я выбрал себе невесту, которая была совершенно не похожа на мою первую любовь… Я женился на упитанной блондинке, а твоя мать была тоненькой, как тростинка.

Паскаль слышала все это впервые, ей хотелось задать вопрос, но она сдержалась. Отец медленно продолжал, погруженный в воспоминания:

– Все сочувствовали мне, когда я овдовел, и, как ни ужасно признаваться в этом, но мне это было на руку! Потому что я снова встретил Камиллу и больше не мог думать ни о ком другом.

Паскаль в ужасе остановилась. Анри продолжал идти, и, заметив через несколько шагов, что дочери нет рядом, он обернулся.

– Если бы не случилась эта трагедия, я бы, наверное, развелся с Александрой. Когда-нибудь ты поймешь, я надеюсь, что поймешь: любить по-настоящему можно только один раз. В моем случае это была твоя мать… Ты идешь или нет?

Паскаль догнала его, сердце ее бешено колотилось, в голове был сумбур. Нет, он не поджигал этот сарай, где Александра устроила себе мастерскую, он никого не убивал и не сознавался в преступлениях; она ругала себя за то, что на долю секунды усомнилась в нем.

– Камилла была женщиной всей моей жизни, я снова встретил ее, я был свободен, все, казалось, было идеально. Я желал одну ее, счастье наконец постучало в мою дверь… Но она была не одна, у нее была Юлия. Семья прогнала ее, и она жила в предместье Тулузы, была домработницей. Ты представляешь себе это? Моя бедная Камилла…

– Вот видишь, до чего эти Монтаги низко поступили! – подчеркнула Паскаль.

– Нет, дорогая, Монтаги здесь не виноваты, увы… Голос отца дрогнул, и она едва расслышала его последние слова. Он остановился, отдышался, посмотрел на небо, затем снова двинулся по аллее.

– Я нашел ее, я был без ума от нее, но… я поступил как эгоист. Я видел, что она сможет стать прекрасной матерью Адриану, но все ее внимание отнимала Юлия. Она не могла говорить о ней без слез, это была ее обуза, ее крест… Но за что? Ее жизнь и так была цепочкой катастроф, ее никто никогда не любил, и она привязалась к этому дефективному ребенку, которому ничем не могла помочь. Конечно, она считала меня своим спасителем. А я… я… О Боже мой, как же я мог?

Он прислонился лбом к платану и ударил его кулаком. Паскаль с трудом понимала его слова и отказывалась им верить.

– Я хотел, чтобы Камилла принадлежала только мне, – сказал он тихо.

Последовала тишина. Паскаль слышала пение птиц, шелест листьев, хруст гравия под ботинками Анри… Рядом с этим деревом он выглядел как мальчишка, который задумал какую-то шалость или же пришел сюда, чтобы выплакать свое горе.

– Обременить себя ребенком, который был серьезно болен, было выше моих сил. Я не знаю, как мне удалось убедить твою мать. Я использовал различные медицинские термины, чтобы запугать ее, я рисовал перед ней картины ужасного будущего, которое нас ожидало, если Юлия встанет между нами… Этот несчастный ребенок был таким жалким, таким несуразным… Как она сможет стать сестрой Адриана? Я не мог и мысли допустить о том, чтобы они росли вместе; кроме того, считалось, что Юлия долго не проживет.

Он резко повернулся и зашагал дальше.

– Камилла плакала все ночи напролет, а я уговаривал ее. Если бы я только знал тогда! Паскаль, я сам верил в то, что говорил… Конечно, я приносил Юлию в жертву, но в любом случае твоя мать не смогла бы обеспечить ей должный уход.

– Да, если бы она делала это одна, – выдохнула Паскаль.

– Конечно, ей требовалась моя помощь, но это было единственное, в чем я ей отказал. Ради твоей матери я готов был пойти на все, клянусь тебе, но растить Юлию… нет, я не находил в себе сил. Я ничего не чувствовал по отношению к ней, понимаешь? Ни сочувствия, ни жалости – ничего. Она была лишь препятствием между мной и Камиллой. Я не хотел заботиться о ней, я не хотел, чтобы она присутствовала в нашей новой жизни.

Он зарыдал.

– Однажды в воскресенье я привез сюда твою мать. Я познакомил ее с Адрианом, показал ей Пейроль. И, поверь мне, я прекрасно знал, как на нее подействует зрелище этого рая, этот малыш, похожий на ангела, нуждавшийся в матери, этот красивый дом… У меня уже было свидетельство о ее разводе с Косте, и я предлагал ей прекрасную жизнь. Я хотел, чтобы у нас были еще дети, она тоже хотела этого, мы любили друг друга, и мы были согласны во всем, кроме того, как поступить с Юлией.

– Но это же похоже на грязный шантаж!

Паскаль с ужасом смотрела на своего отца, и это причиняло ему боль. Он закрыл глаза, прислонился к дереву позади себя и скользнул по стволу на землю.

– Да, именно так все и было…

Последовало долгое молчание, и Анри наконец отважился спросить:

– Зачем ты все это разворошила?

– Потому что это касается моей матери, моей сестры, моей семейной истории!

– Нет, это моя история. Я стыжусь ее и не могу переписать заново, но это мое дело, и тебе не следовало совать сюда свой нос.

Паскаль отвернулась, чтобы не видеть его. Она всегда обожала своего отца, восхищалась им, во всем равнялась на него, а сейчас ей казалось, что вся ее система ценностей рушится. Кем теперь ей было гордиться? Она вздрогнула, посмотрела наверх и увидела черные тучи, сгущавшиеся над Пейролем. Приближалась гроза; поднялся ветер, цветы на клумбах взволнованно закачались.

– Продолжай, – сказала она глухим голосом.

– Мне больше нечего добавить. Через несколько месяцев твоя мать сдалась. Юлия нуждалась в специальном уходе, и лечебный центр для детей, больных синдромом Дауна, был единственным выходом.

– Чепуха! Даже в то время вы могли бы справиться с этим или же найти другой выход, а не бросать этого ребенка.

– Я хотел именно этого, Паскаль. Это я и пытаюсь тебе объяснить: я, именно я хотел этого, я настаивал на этом.