отворилась так медленно, словно весила пару тонн. Похоже, я недооценивала самоуверенность офицера Билсона. В конце концов, она помогла этой женщине наконец выйти.

Карен стояла в дверном проёме в неестественной, кривоватой позе. Уложенные волосы взлохматились, лицо раскраснелось от слёз и криков, в одной руке – сумочка, в другой – початая бутылка вина, осушенная почти полностью. И где она умудрилась достать вино? Вряд ли оно стояло в шкафчике с шампунями и мылом.

– Что? – Икнула Карен, вызывающе глядя на полицейских. – Я ничего не крала. Это моя бутылка. – Она поболтала красной жидкостью перед лицами офицеров. – Притащила с собой, думала выпить по бокальчику с Джейсоном, мать его…

– Отлично, теперь я могу отвезти вас домой. – Пламмер мягко подхватил Карен под локоть и повёл к выходу. – Где вы живёте?

– В Норт Энде. – Промямлила Карен, подчиняясь и переставляя ноги на каблуках с явным усилием. – Я тебе покажу, куда ехать, красавчик.

Заметив меня, стоящую у кресел в ошарашенном недоумении, она снова покрылась пунцовой сыпью и выпустила клыки:

– Можешь забирать своего Джейсона! Мне больше не нужен этот урод, раз он даже не перезвонил мне!

– Идёмте, мисс. Билсон! – Позвал офицер Пламмер уже в дверях. – Иди заводи машину. Нам пора.

– Спасибо, офицеры!

Я выдохнула и пошла проводить эту великолепную троицу. Такое облегчение испытываешь, когда выпроваживаешь гостей, что задерживаются допоздна, всё подливают рюмочку «на дорожку» и травят байки. Я выглянула с крыльца, всё ещё пытаясь разглядеть какой-нибудь транспорт, на котором Карен добралась к чёрту на куличики, но не увидела ни её личной машины, ни такси, ни саней, ничего. Уже на нижней ступеньке Билсон обернулся и заулыбался до ушей.

– Теперь вам ничего не угрожает.

Угрожало мне скорее душевное помешательство, нежели физическая расправа от обиженной и пьяной женщины.

– Заслужил я звание героя?

– Героям свойственна не только сила. – Ехидно ответила я. – Но ещё и скромность. Доброй ночи.

Но самомнение этого прохвоста ничего не могло пошатнуть. Он заулыбался ещё шире и заскочил в патрульную машину, где на заднем сидении уже расположилась Карен. Я помахала им на прощание и вернулась в дом, запершись на все замки во второй раз. Надеюсь, сегодня никто больше не объявится.

Ну, мистер Кларк! Виктория рассказывала о похождениях брата, но я и думать не думала, что он настоящий Дон Жуан с нескончаемым гаремом девиц, которые ждали от него чего-то большего. Как только он соизволит проверить телефон, я выскажу ему всё, что о нём думаю!

Джейсон

Я так спешил уединиться с телефоном в квартире мисс Джеймс, что не заметил, как сунул таксисту лишнюю двадцатку, а он и не соизволил предупредить. К моменту, как я очутился дома, и на сей раз запер замок – с переменой места меняются и вермонтские привычки – я полностью протрезвел. «Эван Уильямс» больше не туманил мой разум, и я мог на свежую голову разобраться в творившейся неразберихе.

В том потоке бессвязных ругательств Мэдисон и Карен я уяснил одно: у меня серьёзные проблемы. И в них каким-то образом втянулась моя постоялица, но она звучала на автоответчике разумнее всех, поэтому первым делом я набрал её по видеосвязи.

Вот только я не учёл одну маленькую деталь. Лос-Анджелес и Берлингтон живут по разным часовым поясам. И заявившись домой к двенадцати, что и так было не совсем приличным временем для звонка, я не додумался, что в Вермонте сейчас три утра, и мисс Джеймс наверняка обнимается с подушкой. Свою оплошность я осознал слишком поздно – по мрачному освещению бра над кроватью в гостевой спальне и не менее мрачному лицу мисс Джеймс. Она протёрла глаза одной рукой, а вторую вытянула так, что я увидел мягкое изголовье кровати, кусочек обоев с ветвистым рисунком и мятую серую футболку, в которой спала мисс Джеймс. Сама она, по правде сказать, выглядела не менее помятой и какой-то беззащитной без косметики и привычного высокомерия.

– Вы знаете, который час? – Прохрипела она. – Нашли же вы время перезвонить.

– Простите, Эмма! Я только сейчас вспомнил о разнице во времени. – Никогда ещё я не был столь искренен в своих извинениях. Без чашки кофе мне было не уложить в голове, что там стряслось в Берлингтоне, и я двинулся в сторону кофемашины. – Уже слишком поздно…

– Это точно. Уже слишком поздно. Учитывая, что мы ждали вашего звонка пять часов назад.

– Потому я и звоню! Что там стряслось? Я получил ваше сообщение и… десятки звонков.

– От ваших девушек. – Закатила глаза Эмма. – Вы не предупреждали, что в купе с домом прилагаются ваши подружки. А вместе с обязанностями горничной я должна выполнять роль няньки.

Мне стало не по себе, а кофемашина никак не хотела выплёвывать спасительный кофе и только шумела так же яростно, как Мэдисон и Карен в голосовых.

– Я пока не знаю, что там у вас случилось, но мне уже неловко. – Признался я с неуместной улыбочкой. Женские слёзы и приступы ярости всегда сшибали меня с ног.

– И поделом вам. Вы слишком буквально приняли мои слова о том, что мне тут одиноко, и решили меня развеселить? Признаться честно, скучать мне сегодня не пришлось.

– Да расскажите вы наконец, что произошло!

– А вы не кричите на меня! – Моё раздражение запустило цепную реакцию, и бомба замедленного действия по имени Эмма Джеймс угрожала взорваться и разнести половину Деруэй Айленда. – Это вы виноваты во всём, не я!

– Простите, я не должен был заводиться. Просто расскажите всё, чтобы я знал масштабы трагедии.

И она рассказала. И масштабы оказались катастрофическими. Кофемашина давно наполнила чашку до краёв, но я не мог пошевелиться, пока слушал о том, как Карен заявилась ко мне домой, ответила на звонок Мэдисон, и как полиция вызволяла её из ванной комнаты. Бедняжка Эмма получила билет в первый ряд на трагикомедию совершенно бесплатно. Надо было ответить Мэдисон, когда та трезвонила мне на работе, и предупредить их обеих о том, что я уезжаю, и ничего бы этого не случилось. Но я не привык отчитываться перед женщинами, с которыми спал время от времени. И уж тем более не обнадёживал их ни словом, ни делом, чтобы они обе решили, что мы состоим в отношениях.

От всей этой заварушки разболелась голова. Я наконец принял из рук кофемашины свою панацею и устроился с чашкой на диване. А на ум пришло только одно:

– Вот это да.

– Вы шутите? Тут разразилась настоящая война за ваше внимание, а всё, что вы можете сказать, это «вот