— Кто при мне смеет говорить и отдавать приказы от имени королевы? — обиженно воскликнул принц де Конде.

— Это я, — ответил Франсуа, — и я всегда сумею отлично исполнить любой приказ, который отдаст мне ее величество.

— Неужели? Мне очень приятно знать, что это вы, и научить вас тому уважению, с каким вы обязаны относиться ко мне…

— В присутствии королевы я ничем вам не обязан…

— Господа, господа! — вмешалась Анна Австрийская. — Сегодня не тот день, чтобы ссориться. — Потом, когда де Конде, холодно поклонившись королеве, ушел вместе со своей свитой, она горестно вздохнула:

— Господи Боже! Все потеряно! Вот и принц де Конде разгневался.

— Это не имеет значения, ваше величество, и ничего не потеряно! Завтра вся власть будет принадлежать вам, а нужные советы я сумею вам дать.

Ссора с Конде привела Франсуа в восторг. Он радовался, что сбил спесь с этого старого дурака, который посмел отказать ему в руке своей дочери, чтобы не навлекать гнев покойного кардинала…

Толпа визитеров разошлась, и скоро вокруг королевы остались лишь придворные дамы; среди мужчин исключение составляли дежурные офицеры. Только сейчас Франсуа заметил Сильви и неожиданно забыл об этикете.

— Опять вы? Но что вы делаете здесь? — воскликнул он, не затрудняя себя поисками слов.

— Вы сами видите, господин герцог, служу королеве. Я ее чтица… и к тому же даю уроки игры на гитаре королю Людовику XIV!

— Право слово, в вас сидит бес! Последний раз я вас встретил…

— Последний раз вы дали мне понять, что мое настоящее место в монастыре. К сожалению, я не захотела уйти в монастырь, который тоже не особенно желал меня принять. Если вы к этому прибавите, что одна весьма могущественная особа забрала меня из монастыря и бросила в Бастилию, где я, наверное, оставалась бы до сих пор, не окажи мне помощи мои настоящие друзья…

— К ним я, разумеется, не принадлежу?

— Вы прекрасно знаете, что вы мой друг, — устало ответила Сильви. — Вы спасли меня от худшей участи, чем смерть, и спрятали там, где, по-вашему, я была в полной безопасности. Благодаря вам я узнала Бель-Иль, который полюбила всем сердцем, но вы даже не пытались узнать, как я там живу, и лучшее, что вы сочли мне предложить, когда я была вынуждена покинуть остров, это монастырь. И вы обошлись со мной так, словно я бесчестная служанка…

Они отошли в угол просторной комнаты, но их голоса, которые усиливал гнев, перекрывали гул разговоров.

— В чем дело? — подошла к ним королева. — Разве так встречаются старые друзья?

— Мадемуазель сердится, — недовольно проворчал Бофор, — а я всего лишь удивляюсь, что вижу мадемуазель де Лиль воскресшей при дворе.

— Теперь надо говорить не о мадемуазель де Лиль, а о Сильви де Вален… в ожидании другой, более знатной фамилии, — лукаво заметила Анна Австрийская, улыбаясь тому изумлению, в какое она повергла герцога де Бофора.

— Более знатной фамилии?

— Ну да… наша кошечка скоро станет госпожой герцогиней де Фонсом, имеющей право табурета, и будет моей фрейлиной…

— Герцогиней де…

Франсуа в самом деле был удивлен, но при этом испытывал недобрые чувства. Он даже не пытался скрыть своего огорчения, что вызвало усмешку королевы, но она серьезным тоном закончила за Франсуа:

— …Фонсом! Молодой герцог увлекся Сильви так пылко, что даже помчался в Тараскон, чтобы вырвать у короля приказ об освобождении своей возлюбленной, несправедливо арестованной как соучастница вашего отца в той темной истории с ядом. Он не только добился этого приказа, но и вернул мне Сильви. Отныне она его невеста…

Лицо Франсуа приняло ледяное выражение. Он склонился в таком неуклюжем поклоне, что, казалось, в любую минуту переломится пополам.

— Примите мои поздравления, мадемуазель! — сказал он. — Надеюсь, вы, по крайней мере, попросили разрешения на брак у герцогини Вандомской, моей матери, которая вас вырастила?

— Бесполезно напоминать мне об этом, — тихо ответила Сильви. — Всю жизнь я буду помнить о том, чем обязана госпоже герцогине…

— Это я попросила у герцогини разрешения в первый же день после смерти кардинала, когда она нанесла мне визит. Она была очень рада, и ваша сестра тоже, — сухо перебила Сильви королева.

— Ну что ж, чудесно! Теперь, ваше величество, позвольте мне откланяться! Я должен обойти посты королевских гвардейцев!

Отпустив низкий поклон, Франсуа ушел, даже не взглянув на Сильви, в глазах которой стояли слезы; королева, не заметив этого, отдала себя в руки горничных, которые готовили ее ко сну. Вдруг на плечо девушки легла чья-то рука и знакомый голос шепнул:

— Бывали минуты, когда я считала его глупым, а сейчас нахожу его поведение весьма забавным…

Радостно вскрикнув, Сильви обернулась и попала в объятия еще не снявшей дорожного костюма Мари д'Отфор, которая нежно ей улыбалась.

— Мари, наконец-то! После смерти кардинала я каждый день ждала вашего приезда…

— Король этого не хотел. Признаться, я очень спешила, когда королева прислала за мной карету в замок Ла-Флот. Я надеялась успеть отдать королю последний поклон уважения и любви. К несчастью, дороги не позволяют ездить быстро…

Теперь слезы появились в глазах Мари.

— Вы ведь любили его сильнее, чем сами думали — спросила Сильви.

— Я поняла это слишком поздно. Наверное, потому, что я смутно это чувствовала, и была с ним, бедным моим королем, очень сурова!

Благодаря своей природной живости Мари скоро Отогнала от себя грусть, как будто выбросила поношенный плащ.

— Поговорим о нас! У вас нет поводов приходить в отчаяние от грубостей вашего дорогого Франка. Странно, но они очень похожи на ревность.

— О какой ревности вы говорите, если здесь его окружают люди, которых он любит? Госпожа де Монбазон и короле…

— Возможно, но все-таки он уже давно привык считать вас своей собственностью, и я могу вас уверить, что Франсуа весьма недоволен вашим замужеством. Зато я просто в восторге! Став герцогиней, вы по положению будете ему равны… а Жан де Фонсом самый прелестный из всех знакомых мне мужчин.

Франсуа действительно так разгневался, что был уже не способен разобраться в собственных чувствах. В то время, когда он был близок к высшим почестям, а любовь королевы вознесла его к славе, когда его воле была покорна восхитительнейшая из любовниц, этот бесенок, напомнив Франсуа о своем существовании, заставил его сердце испытать щемящее чувство, природу которого он не мог уяснить. Самое невыносимое, наверное, состояло в том, что в своем искреннем простодушии самца, который, кстати, совсем не разбирался в тонкостях женской души, Франсуа думал, что страшный опыт, пережитый. Сильви в замке Ла-Феррьер, навсегда отвратит ее от мысли о замужестве…