Димарко, переехав палатку рейтар, подминая ее под себя, проскочил еще десяток метров и врезался в забор лагеря — вдавив в него стоящего на посту у задней калитки караульного.

Сразу же Димарко — обычно неторопливый и вальяжно двигающийся, невероятным образом вылетел из кресла водителя и уже стоял на коленях на капоте броневика, раз за разом вбивает домкрат в голову прижатого к забору рейтара.

Я видел это мельком, на бегу к разваленной палатке. Когда броневик по ней проехал, он сложил и протащил и ее, и двух рейтар за собой — вон лежат неподалеку, одно тело шевелится, но угрозы не представляет. Еще один рейтар выжил, но на нем висят сразу несколько человек, сковывая движения. Сверкнула вспышка, видимо сработала какая-то активная защита костюма и рейтар вырвался, подхватывая с земли штурмган. Я на бегу взмахнул глефой — и ледяной хлыст буквально развалил рейтара, превратив его в быстро подмерзающую кровавую кашу.

В этот момент на несколько секунд над лагерем повисла тишина. Потом воздух наполнила какофония звуков — крики, скрежет, стоны, треск заваливающихся ледяных глыб. Около двух десятков человек удивленные до крайности выбралось из палаток, остальные — разгоряченные короткой схваткой, смотрели на меня, часть каталась по земле крича от боли. Я выискивал взглядом Димарко. Нашел — он уже шел ко мне, так и держа окровавленный домкрат в руке.

Мельком осмотрелся — погибших вроде нет, степень повреждения раненых не очень понятна. Но узнавать не стал — происходящим должны рулить Димарко и Питер, как мы и планировали в случае успеха акции. Несколько человек организовывали общую группу, кто-то побежал заводить и подгонять машины, четверо полезли на наблюдательные вышки. Чтобы, в случае чего, увидеть приближающихся немцев. Ни одного выстрела не раздалось, но мало ли, вдруг гоблины могли увидеть отсутствие рейтар на вышке или отреагировать на крики и отправить гонца в лагерь легиона.

Если этого не случится, на что я очень надеюсь, время у нас есть до самого утра, когда должны прибыть машины с рабынями и полевой кухней. Если же что-то пойдет не так, заведенные машины и отряд должны быть в готовности к выезду и прорыву — чем сейчас и занимались Димарко с Питером. Оставив это на них, сам я собрался направиться в командирский кунг, но был еще один вопрос.

— Питер!

— Здесь я, — отозвался интеллигент.

Он только что присел рядом со штурмганом одного из убитых рейтар, внимательно его осматривая. Вместе с ним оружие разглядывали несколько мужчин. В возрасте, лица характерные — никак не белые воротнички, работяги или мастера с завода. Тем самые, что шутили шепотом про выполнение плана, рифмуя как Маяковский. Судя по выражениям и фразам, они уже прикидывают как можно снять ограничения с оружия. Опасное это дело — они просто не понимают насколько все здесь сложно.

— Пит, это оружие с индивидуальной настройкой, его нельзя использовать без допуска. А в броню вообще не лезьте, это смертельно опасно.

— Да-да, я вижу… вот, смотри, — Питер покивал задумчиво и приподнял руку мертвого рейтара, показывая мне его ладонь.

Под кожей — по линии от большого до указательного пальца, заметны вживленные металлические пластинки. Вернее, они не металлические, но выглядят именно так — как сдвоенные полоски серебряного цвета.

Еще обратил внимание, что судя по выражению лиц сидящих рядом с Питером «механиков», им страсть как хотелось поиграть в кружок юного техника. Я только вздохнул. Запретить, надавив своим только что приобретенным авторитетом? Так скорее всего будут среди нас еще погибшие во время прорыва, потому что кроме меня пользоваться чужим оружием никто не может. Запрещу, так в чужих смертях виноват окажусь в оценке остальных. Уйти сейчас — так возможны трупы прямо вот совсем скоро. Тоже я виноват буду — потому что хоть и предупредил, но недостаточно.

Махнув рукой — мол, делайте что хотите, все люди взрослые, я направился в наш кунг, где по-прежнему валялся на полу связанный Гельмут. У меня к нему есть несколько важных вопросов.

Марина уже вернулась в прицеп. Здесь же был и Виталик — стоял в проеме приоткрытой двери, делая вид что не смотрит внутрь, где альтушка вытирала обнаженную Марину влажной салфеткой сухого душа. Припадочное катание по земле даром не прошло — Марина вся грязная, исцарапанная; кожа у нее нежная, заметны наливающиеся синяки и ссадины. Она сейчас стояла в центре кунга, обхватив себя руками и крупно дрожа — явно накрывает после всего случившегося. Меня тоже догоняет постепенно — чувствую, как кровь в ушах стучит, как подташнивает начинает. Просто поверить не могу, в какую авантюру мы ввязались, и как у нас все получилось.

Дождавшись, пока альтушка закончила вытирать Марину от грязи, обработав несколько крупных ссадин, отправил ее вместе с Виталиком на улицу. Теперь в нашем кунге остались только мы с Мариной. Ну и связанный Гельмут на полу, конечно.

— Ты уверена, что хочешь присутствовать?

Марина покивала, прикусив губу до белизны. Ну, хочет и хочет, выгонять не буду. Она уже в курсе практически всего, так что — если мы выживем завтра, у нее есть все знания для того чтобы понять, что я жнец.

— Хорошо. Если что-то не так, говори.

Отвернувшись от Марины, обратил внимание на Гельмута. Он, крепко связанный, лежал на спине и сейчас смотрел на меня с целой гаммой эмоций во взгляде. Взяв со стола витис центуриона, я разложил его с резким звуком, как телескопическую дубинку. Сразу активировал, утопив удобно расположенную под большим пальцем кнопку. Посмотрел на бегущие по черному жезлу искры — нормально, работает.

Вместо предисловия острием ткнул Гельмуту в бедро. Тело центуриона тут же выгнуло и забило мелкой дрожью. Когда я убрал витис, он посмотрел на меня красными слезящимися глазами и попробовал громко замычать. Не удалось — в этот раз разряд я выдал посерьезнее.

Лицо Гельмута перекосило гримасой, тело выгнулось и застыло — совсем как у Виталика, когда он такой же разряд получил. Центурион потерял сознание, и для того чтобы его вернуть, пришлось выдать еще одни легкий импульс в плечо.

Очнувшись, мычать Гельмут больше не пытался. Я присел рядом с ним на корточки, и поднес к