из кресла и подошел к ограждению балкона. Надо было пережевать услышанное. «Друзья, — горько усмехнулся я. — Хороши друзья, у Буракова и Саленко коттеджи рядом с ним, а я живу в хрущевке, он кормит меня обещаниями…» Но хотя бы теперь, поведение Ильича, стало более понятным, хотя осадок у меня остался, почему нельзя было сказать мне в понедельник? Похоже я переставал ему верить. Почувствовал какую-то опаску что ли. Есть золотое правило: никому не доверяй и никто не предаст.

Я прислонился к перилам. Внизу, по Черноморской улице проезжали редкие в этот час машины. Немного народа было и на набережной. Какое-то время я стоял, уставившись на «Платформу».

Последовала многозначительная пауза. Ильич вздохнул достаточно громко

— Ну же Бугаев не стесняйся. Скажи, что думаешь.

Я заставил себя обвести взглядом всю светящуюся огнями Приморскую набережную и лишь потом посмотрел на Ильича.

— Газовики народ суровый. В дочках «Газпрома» встречаются весьма опасные люди, сколотившие капитал в корпоративных войнах, недружественных поглощениях и тому подобном, — я на миг задумался. — Но мне думается, они бы пошли по другому пути, для них привычней подключить административный ресурс, ты сам это знаешь. Пришли бы к тебе пацаны в погонах, и, тебе пришлось все отдать, в лучшем случае по дешевке… Я бы пока эту линию не рассматривал. Пока, во всяком случае. Значит остаются пронюхавшие о сделке акционеры или — я простодушно пожал плечами, — кто-то третий, не имеющий ничего общего со сделкой, но имеющий на тебя зуб. Я больше склонен доверять третьей версии. И мне странно, что ты ни о чем не догадываешься. Кто на тебя может быть обижен?

— Оснований, убрать меня, даже если только с должности, достаточно.

Я повернулся к шефу.

— Какие?

— Их много. Хотя бы и то, что большинству акционеров очень не понравится идея продажи бизнес центра.

Я кивнул. То, что газпромовцы выживут всех, неожиданно ставших миноритариями акционеров, я понимал. Это был вопрос времени. Акционеры — а это весьма серьезные люди — поймут, что их кинули. Соответственно есть ответчик, Ильич. Может быть кто-то и получил инсайдерскую информацию и пытается предотвратить сделку? Да, дела. Кстати интересно, а Тур в курсе, или тоже окажется у разбитого корыта? Но спрашивать про его друга я не стал.

— Значит газпромовцы заинтересованы в сделке, и следовательно их можно пока исключить. Версию о том, что некто обижен на тебя, ты отвергаешь — Ильич кивнул. — Тогда возникает вопрос, а не было ли утечки информации? Например ты проговорился при жене, а она дружит со многими женами акционеров, или от Буракова и Саленко.

Ильич пожал плечами.

Взгляд Ильича стал рассеянным, обращенным внутрь.

— Пойми ты наконец — настаивал я. — Для расследования нужна какая-то общая линия. А у меня ничего, одни обрывки. Я не могу отобрать нужные факты, и действовать на опережение.

Адамович задумчиво молчал.

Набережную заволокла серая зыбкая мгла… Начинался мелкий моросящий дождь. На скудно освещенном балконе стало почти темно. Половина его уже скрылась во мраке.

Уже давно чувствуя как пульсирует болью затылок, — голова начала болеть еще когда я только вошел в квартиру — я пошел к себе в комнату, чтобы выпить цитрамон, когда раздался телефонный звонок. Номер не определен, снова сообщил дисплей.

— Слушаю.

И ничего не услышал в трубке, кроме щелчка разъединения.

В крайней степени задумчивости я медленно засунул телефон в карман. Слишком свежи были воспоминания как дома был зарезан Олег Коган, в охраняемом милицией поселке.

Подошел к входной двери и убедился, что ключ в двери, забрал у телохранителя пистолет и оттянув затвор дослал патрон.

Повинуясь профессиональному рефлексу, выключил в комнатах свет, подошел к окну и выглянул наружу, на Пушкина я. Ничего подозрительного я не заметил. Не было и Ниндзя под деревом. За кронами деревьев было видно, стоят четыре припаркованных автомобиля, один из них с включенными фарами. Вроде все в порядке, но интуиция, подавала сигнал тревоги. Постоял неподвижно у окна, с беспокойством думая, что ни на один из вопросов пока не нашлось ответов и в течение нескольких минут разбирал в уме все «за» и «против», риск вероятный и возможный, обоснованные гипотезы и случайности.

«Видимо теперь и начнется игра», — подумал я. По крайней мере противник проявил себя и больше не прячется, есть с кем играть.

Из дальнего конца коридора донеслась трель звонка, оборвав мозговую жвачку.

— Слушаю, — сказал я сняв трубку.

— Открывай.

Я нажал на кнопку. Приехал Шахназарян.

Вернул ствол бодигарду и поручил ему встретить Сергея у лифта, а сам пошел к шефу…

35

Встречу, Гарик, так звали школьного друга Сергея, а ныне авторитетного предпринимателя, назначил в Дендрарии. Поехали мы вдвоем, так как авторитет опасался утечки информации, не хотел, чтобы о его встрече узнала братва.

Я переоделся во взятые у Ильича кожаную куртку и непромокаемые кроссовки. Когда «тойота-королла» остановилась возле служебного входа в парк, Шахназарян показывая на кованные ворота сказал:

— Их должны оставить открытыми… там наше место встречи, которое, как известно, изменить нельзя.

Сергей повернул ключ зажигания, рокот мотора стих, и остался слышен лишь скрип щеток по лобовому стеклу.

— Гребаный дождь, некстати пошел, — проворчал я.

— Может и к лучшему, — философски заметил Шах. — Нет посторонних глаз. Все сидят дома, кому охота мокнуть.

— Парк давно закрыт.

— Ну и что? Гуляют и после закрытия.

— Идем! — тороплюсь я.

— Ждем. Он позвонит. Думаю на вилле с кем-то встречается, перед нами, не хочет чтобы я видел…

— Вилле?

— Это дом — музей Худекова, основателя парка, — вилла «Надежда», — Сергей посмотрел на меня, как на школяра. — Гарик там типа попечителя, или на реставрацию деньги дает: короче у него ключи от музея, и он проводит там некоторые встречи. Понты!

— Значит в музей?

— Нет, мы в Мавританскую беседку.

— Знаю, — я махнул рукой, — типа главный символ парка.

Ливень забарабанил с удвоенной силой, вода потоком стекала по стеклам. Звонка все не было и Сергей заметно нервничал, барабаня пальцами по рулю. Я наклонился к лобовому стеклу, пристально рассматривая вход в парк.

Мы ждали молча.

— Странно, — глядя на телефон, сказал Шах, и взялся за ручку двери, но тут раздался звонок.

— Говори!

Я услышал возбужденный голос, который преодолевал волнение, но докладывал четкими фразами военного человека. Сергей сказал в трубку «Принято», и сунул телефон в карман.

— Что там?

— По работе… — отмахнулся Сергей. — Дежурный перестраховывается…

Он закурил и смотрел на дождевые струи, сметаемые щетками с лобового стекла.

— Пошли, — наконец выдохнул Сергей, и первым вышел под дождь: захлопнул дверь, поднял молнию