флота. Ну, Денису и предложили остановиться, спустить дело на тормозах, — тут я положил руку и сильно сжал плечо друга, но было поздно, Сергея несло, и заставить его молчать было невозможно. — Но проблема в том, что Денис у нас, слишком честный, справедливость ему видишь ли нужна, вот и доборолся, до цугундера. Против него возбудили дело. Подставили с оружием, самоуправство приписали… слава богу, не посадили. Докопался до таких людей, что едва смог помочь его крестник, правда он тогда уже ушел на повышение в Москву. Но из органов все равно херанули, по несоответствию занимаемой должности, а ведь хотели посадить, впрочем, за такое бабло, что потеряли люди, запросто могли и грохнуть. Поэтому он не любит вспоминать службу.

— Этого ты тоже не рассказывал, — посмотрел на меня Ильич.

— Не рассказывал, — вяло отозвался я. — Они, тогда, настолько нагло пиздили, что меня зацепило. Помнишь, как у Верещагина в «Белом солнце пустыни»: «за державу обидно».

— Так ты не царский таможенник! — возразил Шах. — Тогда офицеры зарплату по несколько месяцев не получали, а «пайковых» и «квартирных» вообще не видели год, вот и тащили, чтобы прокормить семью.

— Ну да, это они на кормление зарабатывали, продавая спец оружие ОПГ, не говоря уже об автоматах, гранатах и минах, — хмыкнул я.

— Оружие не одобряю, но даже любимые тобой китайцы говорят, «не дай вам бог жить в эпоху перемен», — отмахнулся Сергей — Ильич, ты ему хоть скажи, что справедливости не существует, не стоит верить в пустые идеалы…

Шеф кивнул. Он дождался пока официант снова нальет ему бокал охлажденного «Нарзана», поставит на стол поднос с фруктами в качестве десерта и изрек:

— Человеком движут деньги и власть, — икнул и добавил, — ну и красота еще.

— В мутное жили время… все разрушили: армию, флот, спецслужбы… да нечего сейчас это вспоминать, — я примирительно соглашаюсь, не хочется продолжать дискуссию.

— Правда и справедливость категории относительные, — не унимался Шахназарян. — Иллюзорные понятия. Что справедливо одному, то несправедливо другому… и правда у всех своя.

Шеф положил нож и вытер руки салфеткой. Отодвинул тарелку с остатками камбалы и кивнул официанту, который тут же подошел, дождался когда он уберет ее и сказал:

— А почему ты никогда не рассказывал про Африку?

— Да он скромный, — развеселился Сергей. — Может поэтому жизнь у него как американские горки: резко вверх, потом падение.

Тут я припомнил, что такой прогноз: «жизнь у тебя будет интересной, но непростой, ты будешь все время как на волнах качаться», когда-то дала мне и Ольга, изучив мою натальную карту. Тогда, сразу после увольнения, я находился в полной неопределенности, мы только познакомились с ней и я попросил посмотреть мой гороскоп лет так на двадцать — тридцать вперед.

— Я к примеру всю жизнь тяну служебную лямку, все прямолинейно и предсказуемо — типа пожаловался Сергей.

Мы допивали вторую бутылку, болтали и я подумал, что никогда не ел барабульки вкуснее.

Когда принесли кофе, почувствовал царапнувший меня взгляд. Незаметно осмотрелся, но признаков интереса к моей скромной персоне, не обнаружил. Посмотрел в обоих направлениях и на набережную, но и там ничего подозрительного не было.

Солнце почти коснулось моря и пылало на горизонте красно-оранжевым цветом.

— Сергей, пошли утром в море, — вдруг предложил Ильич, — порыбачим.

— Завтра не получится. Как-нибудь в другой раз.

Ильич вздохнул, и как мне кажется с надеждой посмотрел на меня, будто ожидая поддержку. Я промолчал, мне тоже было не до рыбалки.

Шах отпил глоток кофе, достал из пачки «Мальборо» сигарету и прикурил от протянутой шефом зажигалки.

— Ильич, тебе бы пока на яхте лучше не светится. Поживи тихо, не высовываясь, — сказал я. — Пока не найден источник угрозы, может прилететь откуда угодно.

Ильич обреченно уставился в окно.

— Серега, я оставлю шефу твой телефон? — спросил я. — У меня дела, сам все понимаешь, надо вернуться в Москву. Так на всякий случай. Ну ты понимаешь, ни одно доброе дело не останется безнаказанным…, мы будем тебе весьма благодарны, — Ильич при этих словах кивнул, а глаза Шахназаряна налились кровью.

— Ара, какая благодарность? С дуба рухнул? Сам понял, что сказал? — он рубанул рукой по воздуху.

— Ну вот и договорились, — засмеялся я.

Мы еще допивали кофе пытаясь взбодриться, когда я попросил официанта принести счет.

— А ты, что думаешь, по поводу наезда? — вдруг спросил Сергей, взглянув на Ильича поверх кончика сигареты. Шеф вздрогнул от неожиданного вопроса.

— Что я думаю?

— Да.

— Пока думаю.

Ильич наклонился вперед, взялся рукой за ухо и похоже действительно задумался. «Сейчас попробует что-нибудь соврать…», — подумал я.

— Пока думаю, — повторил Ильич и погладил переносицу большим и указательным пальцем.

— Понимаешь, все эти бизнесмены, — он кивнул в зал, — попилят олимпийский бюджет выведут деньгии за бугор, потом семьи вывезут, а следом сами сбегут, если успеют… У меня другой подход. Я построил в Москве большой бизнес-центр. Построил на свои деньги, и под свою ответственность привлек частных инвесторов… мой домик за границу не вывезешь, он останется здесь, и я никуда не уеду. Кому-то, это возможно не нравится…

— То есть ты стал терпилой из-за патриотизма? — не сдержал ухмылки Шахназарян.

Ильич поморщился, но обиженным он не выглядел, будто заранее знал, что ему скажет Сергей.

Когда официант принес счет, шеф рассчитался, и мы вышли из ресторана. На улице было удивительно тепло, и я с удовольствием вдохнул солоноватый морской воздух. Дул сильный, пахнущий рыбой и водорослями ветер, солнце садилось все ниже, его лучи полосами разбегались по морю. Мы распрощались с Сергеем, его ожидал водитель в неприметной, наглухо тонированной «тойоте».

Могли ли мы тогда подумать, что встретиться нам придется уже через пару часов.

Оставшись вдвоем, я предложил шефу:

— Может пройдемся по набережной? Протрезвеем… да и телок можно подцепить.

— Мне надо домой, позвонить по делам и… — попытался соскочить Адамович, но ничего дельного, чтобы закончить фразу, не придумал. Я всегда поражался его умению пить и его двужильности, казалось его энергия бесконечна, но сейчас шеф выглядел уставшим, и осовевшим. — Но ты давай, если мамочку подцепишь, пусть подружку возьмет.

Я даже не мог себе представить что Ильич может думать о девушках в то время как ему угрожают убийством.

— Все же советую тебе, поспи часок, — вздохнул я. — Нам надо многое обсудить, а ты не в форме.

— Законом не запрещено.

Он прошел несколько шагов и остановился:

— Зайди в «Пятерочку» возьми виски, ну и какой-нибудь закуски: сырокопченой колбаски там или бекон…

Я выругался про себя.

— Окей, — скривился я. — Провожу вас и пойду.

Когда мы подходили к дому, в кармане завибрировал