— Господину настоятелю не понравится, если я пойду к нему в собор, чтобы потребовать оплату за мои ночные услуги! — сказала она секретарю, когда они поднимались по лестнице, и вызывающе посмотрела на него.

— Не стоит наглеть, — возмущенно ответил он. — Это был бы скандал и вызов обществу!

Элизабет не стала с ним спорить о том, кто в этой ситуации допускает более серьезное нарушение правил — настоятель и легат, велевшие привести им шлюху, или требующая оплату шлюха. Тем не менее секретарь отсчитал ей монеты, прежде чем выйти из комнаты, и еще раз предупредил ее об ужасных последствиях, если она осмелится не выполнить свои обязательства или неуважительно отнесется к гостю.

Рано утром Элизабет собралась домой. Солнце еще не встало, и в городе было безлюдно. Элизабет наслаждалась свежим утренним воздухом, таким прозрачным и чистым, и сама себе казалась грязной, хотя почти каждый день мылась, что вызывало непонимание или насмешки шлюх. Элизабет так и не приняла окончательно свою новую жизнь. По крайней мере, она вела себя не так, как другие девушки мадам.

Когда Элизабет пришла в бордель, девушки еще спали. Она услышала знакомые шорохи, и в нос ударил запах старого дома, вперемешку с запахом вина, пота, душистой воды и выделений человеческого организма, — это был запах, который по утрам назойливо висел в воздухе. Только за день с распахнутой дверью он немного выветрился.

Элизабет разделась и легла рядом с Жанель на их общую кровать. Крепко сжав в руке золотой медальон, она заснула.

День прошел спокойно. Первым делом мадам велела Элизабет отдать монеты и вернуть медальон и отнесла их вместе в платьями в сундук. Насколько спокойным выдался день, настолько напряженным оказался вечер. Мадам стоило немалых усилий удовлетворить посетителей — их было в два раза больше, чем обычно. Девушки даже не успевали принести мужчинам, игравшим за столом в карты, вино, хлеб и сыр, поэтому мадам бегала туда-сюда с кувшинами, шутила с гостями и при этом ни на минуту не спускала глаз со своих подопечных.

Элизабет практически весь вечер провела с юнкером фон Танном, который был рад видеть ее. За время их знакомства он странным образом привязался к ней и всегда отдавал ей предпочтение, хотя их первая встреча произвела не самое приятное впечатление. Что Элизабет о нем думала, мадам сказать не могла. Она была рада его видеть или чувствовала к нему отвращение? Возможно и то и другое. Чувства шлюх были для мадам открытой книгой, которую она могла читать значительно лучше, чем написанные тексты. Элизабет же, даже спустя год, проведенный в борделе, осталась для нее загадкой. В основном она слушалась и делала то, что требовала мадам, была вежлива с посетителями и шутила с ними, когда это было уместно. Но Эльзе казалось, что в ее серьезных и немного печальных глазах не было улыбки. Только в обществе Жанель или Грет она иногда бывала веселой и непринужденной.

Эльза еще некоторое время наблюдала за Элизабет, кормившей дворянина кубиками шпика, затем вернулась к своим обязанностям.

Когда палач во второй раз зашел в бордель с обходом и настоятельно потребовал, чтобы последние посетители собирались домой, Эльза почувствовала облегчение и сразу отправила девушек спать, разрешив не убирать со столов. Зевая, они пожелали друг другу спокойной ночи и упали на матрацы. Жанель и Мара даже не стали тратить время на то, чтобы снять корсеты и платья. Ослабив шнуровку, они укрылись одеялом до подбородка и заснули.

Эльза еще раз все осмотрела, затем, закрыв дверь, пошла в свою хижину. Но заснуть ей не удалось. Спустя некоторое время она поднялась, зажгла масляную лампу и открыла сундук. У нее уже вошло в привычку доставать перед сном золотой медальон и гладить его прохладную поверхность, рубин и жемчужины. Мысль о том, чтобы когда-нибудь продать его, становилась для нее все тяжелее. За это время она слишком полюбила это украшение. Никогда прежде у Эльзы не было ничего столь роскошного! Двумя пальцами она взяла цепочку и покачала медальон туда-сюда. Она наслаждалась его видом, и ей казалось, что усталость и напряжение проходят.

Вдруг она насторожилась. Ловко подхватив медальон правой рукой, Эльза наклонилась над ним так, что буквально прикоснулась носом. Куда только подевалась ее усталость! Она повертела его в руках, так чтобы свет попадал на изогнутый край. Что это было? Длинным грязным ногтем мадам попыталась подцепить самую большую жемчужину, но напрасно — ноготь был слишком толстым. Эльза порылась в сундуке и нашла маленький нож с тонким лезвием. Она осторожно засунула кончик лезвия в углубление. Едва слышный щелчок под пальцами вызвал на ее губах довольную улыбку.

— Я знала!

Придвинув лампу, она внимательно посмотрела на две крошечные картины и надпись внутри украшения. Лицо мадам застыло, будто ее окатили ледяной водой, волосы, казалось, встали дыбом.

— Пресвятая Дева, — тяжело вздохнув, она измученно закрыла глаза. Резко открыв их, еще раз внимательно посмотрела на открытый медальон в надежде на то, что она ошиблась. Нет, глаза ее не подвели.

— Эльза, что ты наделала? — прошептала она. — Куда тебя завела твоя жадность! — Ради чего только? Ради одежды и еды! Зачем она это сделала? Она должна была передать ее старосте или палачу в ту самую ночь, когда он пришел проверить, все ли в порядке, и предупреждал ее. При мысли о палаче она сглотнула, так как в горле пересохло. Эльза Эберлин закрыла медальон и бросила его на одежду в сундук, будто обожглась им. Если его кто-нибудь найдет, ею точно займется палач! Она должна избавиться от него как можно скорее! Какое счастье, что она не попыталась продать его. От этой мысли ей попеременно становилось то холодно, то жарко. Она чуть сама себя не погубила!

— Я не знала! — тихо ругалась себе под нос мадам. — Я не виновата! Разве можно меня за это наказывать? Откуда я должна была знать, если она вообще ничего не помнит?

Хозяйка борделя прекрасно понимала, что эти отговорки ей не помогут. В ее голове звучал зловещий голос. Ты не так уж невиновна, как пытаешься представить. Ты знала, что ей не место в таком заведении задолго до того, когда стало слишком поздно. Ты видела ее руки и слышала речь, ты знала, что она умеет читать, писать и даже считать!

Встревоженная мадам мерила шагами комнату. Нужно что-то делать! В любой день кто-то мог узнать Элизабет, и тогда судьба Эльзы Эберлин была бы решена. Она могла бы избавиться от опасной девушки таким же образом, как те, кто оставил ее голую в городском рву. Это было бы даже не ее преступление, а успешное завершение того, что начали другие и не довели до конца. Но эта мысль ей претила. Она была незлым человеком, и такие мысли пугали ее — даже если бы она делала это не сама, а дала поручение. Найти кого-то, кто выполнил бы для нее эту просьбу за несколько монет, не составило бы труда. Но ей было страшно запятнать кровью руки и душу. Кроме того, существовала вероятность, что преступление откроется. И тогда ей не пришлось бы надеяться даже на быструю смерть.

Несколько часов она бродила по дому. С наступлением утра Эльза Эберлин приняла решение, хотя оно далось ей нелегко. Это был ее долг — позаботиться о безопасности других девушек… и своей тоже! Она решила действовать немедленно.