Мальборо прибыл в Лондон, но королева, любезно приняв его, заявила своему окружению, что не намерена удерживать герцогиню подле себя из-за полководческих заслуг мужа. Сара взбеленилась и вновь намекнула на шантаж с использованием писем Анны, заявив:

– В моей власти такие вещи, что, если они всплывут, можно потерять корону!

Но Мальборо, вместо того чтобы урезонить жену, стал умолять королеву не увольнять Сару. Это еще более вывело Анну из себя, и она потребовала, чтобы герцогиня вернула золотой ключ от королевской опочивальни, атрибут ее должности. Мальборо упал на колени, моля о трехдневной отсрочке, но королева была непоколебима. Мальборо вернулся домой, разделся, лег в постель и рассказал о требовании королевы. Сара вышла из себя и потребовала, чтобы муж поднялся, облачился в придворное платье и отвез ключ королеве.

Должность хранительницы Личного кошелька отошла к Абигайль, гардеробмейстера и камер-фрау стульчака – к герцогине Сомерсетской. Сара не могла перенести такого удара и постоянно твердила, что, поскольку Элизабет подстрекала фон Кёнигсмарка убить Тома Тинна, она непременно отравит королеву. Сара покинула свое место отнюдь не с пустыми руками. Перед сдачей своего отчета по Личному кошельку она вычла 18 000 фунтов, забрав девятилетнее жалованье из расчета 2 тысячи фунтов в год, предложенные королевой в конце 1702 года после того, как парламент отказался утвердить герцогу Мальборо на постоянной основе ежегодное пособие в 5000 фунтов. Позднее это пособие было узаконено в качестве пожизненного, так что подобный поступок Сары был просто жульничеством. Помимо этого, так и осталось неизвестным, возместила ли она 32 800 фунтов, которые ранее позаимствовала из кошелька. К тому же она считала, что муж должен уйти из-за нее в отставку, хотя другие военачальники союзных войск, принц Евгений Савойский и курфюрст Ганноверский, просили Мальборо не оставлять командования. Поглощенный сражениями с неприятелем, герцог согласился, что ему следует избегать политических баталий в отечестве, и уведомил Сару:

В скобках следует отметить, что Мальборо никогда в течение всей войны не порывал тайной связи с претендентом на английский престол, проживавшим под крылышком Людовика XIV во Франции. Необходимо также упомянуть, что одним из пунктов преткновения при ведении тайных мирных переговоров был тот, что Париж должен признать законным протестантское престолонаследие в Англии и прекратить поддержку претендента-католика. «Экземинер» и прочие газеты, подкармливаемые правительством, продолжали публиковать отвратительные статьи о Мальборо, но, хотя тот и признавался, что «мерзкая манера их стряпни ранит меня ножом прямо в сердце», полководец воздерживался от мести.

В мае 1711 года королева попросила Сару освободить ее покои в Сент-Джеймсском дворце. Поскольку новый особняк в Лондоне еще не был готов, герцогиня хранила в этих комнатах личные вещи, хотя, как заявила Анна, «могла бы снять для сей цели помещение за десять шиллингов в неделю». Освобождая покои, Сара не только сняла латунные замки со всех дверей, но забрала с собой многое, включая даже каминные плиты из дымоходов. Во гневе королева прекратила оплату строительства дворца в Бленгейме, «сказавши, что не будет строить дом для той, каковая сломала и испакостила внутреннюю часть ее обиталища».

Тем временем в ходе кампании, которая оказалась для него последней, Мальборо продолжал совершать выдающиеся подвиги. Посредством хитроумного маневра он прорвал линию оборонительных укреплений французов, носивших гордое название «Непреодолимые». В качестве вознаграждения за это блестящее достижение кабинет министров выделил дополнительно 20 тысяч фунтов на строительство Бленгейма. Герцог планировал на следующий год выступить в поход ранней весной, вместе с союзниками вторгнуться в столицу Франции и «заполучить такие условия мира, каковые захотим мы». Харли будто бы благосклонно отнесся к этому замыслу, и лишь отказ голландцев внести свою долю затрат на претворение его в жизнь похоронил сей дерзновенный план. Когда у Мальборо возникли неясные подозрения о мирных переговорах кабинета министров, ведущихся за его спиной, стало ясно, что он не согласится на мир с Францией безропотно. Клеврет Сары, уже известный нам Артур Мейнвеэринг, опубликовал брошюрку с жалобами на постыдное отношение кабинета министров к главнокомандующему, имеющее целью вышвырнуть на свалку «все плоды его великих побед посредством бесславного и позорного мира».

Поскольку было ясно, что этот опус появился на свет с ведома герцога, государственный секретарь Сент-Джон назвал его «выпадом против королевы и всех, кто ей служит», а журналисты, состоявшие на жаловании у правительства, были засажены за работу с приказом «уписать противников вусмерть». Кабинет министров одновременно занимался увещеванием союзников Англии, что в их интересах начать мирные переговоры с Францией. Все эти страны испытывали понятный страх, что Великобритания обеспечила себе лучшие условия, нежели те, которые она изъявляла желание признать. В самой Англии партия вигов настаивала на продолжении войны, и эта громогласная пропаганда привела к тому, что народ оставался «наполовину заговоренным супротив мира».

Поскольку позиция самого Мальборо в отношении мира оставалась неясной, правительство решило поймать великого полководца на темных делишках. В «Экземинере» появились статейки миссис Деларивьер Мэнли, утверждавшие, что подстрекавшие к продолжению войны виги стакнулись с евреями, наживавшимися на ратных делах. Одним из них являлся поставщик хлеба в армию, сэр Соломон де Медина. Миссис Мэнли сочла скандальным, что молодая герцогиня-виг Монтегю, дочь Мальборо, посетила бал, устроенный поставщиком и «не испытывала ни малейшего отвращения подавать руку, танцуя в паре с грязным евреем». Еще ранее осенью комитет в палате общин допросил Медину, который не стал запираться и признал, что передавал герцогу мзду за свои контракты на поставку хлеба, каковая в общей сложности составила сумму в 63 000 фунтов.

Мальборо, не моргнув глазом, объяснил уполномоченным по отчету об исполнении государственного бюджета, что указанные средства были использованы для сбора разведывательных данных. Полководец добровольно признался, что также брал комиссию в два с половиной процента с иностранных правителей, предоставлявших воинов в распоряжение союзных сил. Набрать нужное количество рекрутов в Англии просто-напросто не представлялось возможным, население было немногим более 5 миллионов человек, и мужчины натуральным образом калечили себя, лишь бы не быть забритыми в армию. В основном этой разновидностью военной работорговли промышляли монархи небольших суверенных германских государств. Например, герцог Эрнст-Аугуст Ганноверский как-то сдал в аренду пять тысяч солдат за 50 тысяч талеров.

Герцог Мальборо предъявил свидетельство, уполномачивавшее его на взимание сей мзды в свою пользу, подписанное королевой в 1702 году, хотя срок действия оного истек давным-давно. Общая сумма удержанных главнокомандующим денег составила как минимум 175 000 фунтов, причем правительство считало ее явно заниженной. Мальборо продолжал утверждать, что эти средства также были затрачены на военную разведку, хотя маловероятно, что этот вид деятельности поглотил столь значительную сумму, часть ее явно осела в карманах главнокомандующего. Сообщение о махинациях герцога потрясло королеву. Ходили также слухи, что Мальборо усердно совещался с голландскими политиками, подстрекая их не стремиться к заключению мира. Анна писала лорду-казначею: