Если посмотреть на то, какие книги в этих популярных сериях продавались больше всего, это заставляет задуматься. Только четыре книги из серии Коллинза удержались среди 12 самых продаваемых за прошедшие двадцать лет: «Дэвид Копперфильд», неизменно занимавший первое или второе место, «Оливер Твист», «Рассказ о двух городах» и «Остров Сокровищ», а следом за ними близко идут «Лорна Дун», «Гордость и предубеждение» и «Джен Эйр»; после них снова возвращается Диккенс с «Большими надеждами», «Записками Пиквикского клуба» и «Николасом Никльби». Вероятно, когда на Би-би-си выпустили некоторые из этих и других историй в виде сериалов и фильмов, это дало дополнительный стимул к продажам – и это нужно учитывать, рассматривая влияние радио, телевидения и кино на книжный рынок.

Из 24 бестселлеров Коллинза 14 также числятся среди 65 самых продаваемых книг в серии «Для каждого». Они включают в себя 10 нехудожественных книг, среди которых заслуживают упоминания два тома Платона (как у Реклама), Декарт, Дж.С. Милль, «Капитал» Карла Маркса, Коран (включенный по предложению Бернарда Шоу), а также, что менее удивительно, Пепис, Босуэлл и Гиббон. Сэр Вальтер Скотт представлен только один раз («Кенилвортом») у Коллинза и вовсе не представлен в топ-списке Дента – по существу, «Новая классика» Коллинза теперь содержит только восемь романов Скотта по сравнению с 21 в старой серии.

Из бестселлеров «Мировой классики» «Золотая сокровищница» Пелгрева также фигурирует в первых рядах у Коллинза и «Библиотеки для каждого», а «Лорна Дун» – у Коллинза. В остальном оксфордская серия числит среди полудюжины своих самых успешных книг Twenty Three Tales, «Двадцать три рассказа», Толстого, два тома English Short Stories, «Английских рассказов», и сборник English Essays, «Английских эссе».

Историка литературы может заинтересовать выбор первой полудюжины названий, с которых начались эти серии. «Мировая классика» началась с «Джен Эйр», сборника стихотворений Теннисона, «Векфилдского священника», «Застольных бесед» Хэзлитта, сборника стихотворений Китса, «Оливера Твиста», «Очерков Элии» и «Грозового перевала». «Библиотека для каждого» первыми выпустила «Жизнь Джонсона» Босуэлла (2 тома), «Жизнь Наполеона» Локхарта, «Сказки» Андерсена, «Книгу чудес» и «Истории Тэнглвуда» Готорна. Коллинз начал с книг «Дэвид Копперфильд», «Кенилворт», «Адам Бид», «Два года назад», «Джон Галифакс, джентльмен» и «Вперед, на запад!». Эти книги являются удивительным свидетельством разборчивости и вкуса редакторов соответствующих серий. Эрнст Рис (1859—1946), редактировавший «Библиотеку для каждого» от ее задумки до самой своей смерти, был, пожалуй, самым влиятельным из них.

Предполагалось, что столь поразительные продажи этой «классики» в большой степени «искусственные», потому что очень многие книги из них входят в число тех, которые более-менее часто встречаются на школьных экзаменах. Таким образом, обязательное чтение, а не естественный интерес к литературе объяснил бы популярность «Гордости и предубеждения» или «Дэвида Копперфильда». Разумеется, обязательное чтение может стимулировать продажи отдельных авторов; и в одном случае само издательство «Коллинз» явно приписывает этой причине внезапный и более не повторявшийся взлет одной книги на пятое место в серии: это «История господина Полли» Г.Дж. Уэллса в 1948—1953 годах. Однако трудно поверить, что попадание рассказов О. Генри в группу бестселлеров «Новой классики» Коллинза хоть в какой-то степени обязано диктату экзаменационных комиссий. Более того, «Дэвид Копперфильд» также возглавляет и список английских прозаиков в библиотеке Реклама – а его редко читают в немецких школах. Более того, первая часть «Фауста» Гёте, которая входила в Германии в школьную программу, в 1942 году была продана в количестве 1,89 миллиона экземпляров, а вторая часть «Фауста», которую не изучали в школах, была продана в количестве 1,46 миллиона экземпляров – разница всего лишь в 400 тысяч за семьдесят пять лет.

Необычайный успех сочинений Толстого в «Мировой классике» гораздо меньше можно отнести на счет какого-либо обязательного чтения в школах или колледжах. Его «Война и мир» продавалась самыми крупными тиражами во время Второй мировой войны, когда тема романа и всеобщее восхищение всем русским могли сыграть в продажах свою роль. Но эссе, письма и рассказы Толстого были популярны и до войны, и его великие соотечественники Достоевский, Тургенев, Гоголь и Чехов тоже нашли свое место в «Библиотеке для каждого».

У печатного слова появились соперники в виде фильмов, радио и телевидения. Печатный станок дал миллионам людей возможность одновременно прочесть один и тот же текст; а радио, телевидение и кинематограф позволили миллионам людей одновременно услышать одну и ту же речь и увидеть одно и то же зрелище.

Конечно, количество людей, которые ищут развлечения и наставления в кинофильмах и телепрограммах, все увеличивается. Однако уменьшается ли количество читателей книг? Издатели, книготорговцы, учителя и библиотекари могут засвидетельствовать тот факт, что в наши дни многие берутся за книгу после того, как прослушали литературную передачу, или после того, как посмотрели экранизацию пьесы или повести. Мирное сосуществование печати, слуховых и зрительных средств коммуникации в большой степени гарантировано психофизиологическим устройством человека. Фундаментальное разделение на визуальные, слуховые и моторные типы означает, что они получают главные и сильнейшие импульсы через глаза, уши и мышцы соответственно. Эти типы, хотя, конечно, не так четко выраженные, достаточно дифференцированы, чтобы гарантировать постоянное существование бог о бок трех групп людей, которые получают глубочайшие впечатления и черпают удовлетворение, либо читая напечатанные слова, либо слушая произносимые слова, либо глядя на изображение этих слов.

До дней Эдисона и Маркони печатник был единственным распространителем слова в массовом и единообразном виде. Потеряв эту монополию, печати придется пересмотреть свое положение, о котором можно (с долей шутки) сказать, что оно оставалось неизменным со времен Гутенберга. Однако, поскольку эта открытая конкуренция обязательно приведет к дальнейшему усовершенствованию искусства печатника, все это к лучшему. В конечном счете это принесет пользу публике – высшему судье трудов печатника, и печатник продолжит удерживать гордое положение человека – как гласит эпитафия Гутенберга – «заслужившего уважение всех народов и языков».