На следующее утро он опять повел своих людей к побережью, чтобы дальше двинуться к Минтурно. По пути он подбадривал их рассказами о своем детстве. Когда-то он, приспособив свою накидку под птичье гнездо, обнаружил в нем семеро орлят. Поскольку орлица обычно откладывает не более двух яиц, столь невиданный выводок представлял собой сказочную находку. Родители взяли птиц, пошли к местному прорицателю и спросили его, обладает ли этот факт каким-то особым значением. Тот, придя в изумление, заявил, что их сын «станет самым прославленным мужем, что ему судьбой предназначено семь раз стать Верховным главнокомандующим и взять в руки власть»[246]. Теперь, причисленный к врагам отечества и вынужденный податься в бега, он напомнил друзьям, что это, по-видимому, еще не конец, ведь его избирали консулом пока только шесть раз. И что ему каким-то образом суждено оказаться на этом посту опять.

Но когда до Минтурно оставалось всего несколько миль, их обнаружил конный патруль. Бежать было некуда, но кто-то из отряда Мария увидел, что к берегу подплывают два корабля. Не дожидаясь от моряков разрешения, беглецы бросились в воду и поплыли. Большая их часть добрались до одного судна, поднялись на борт и недвусмысленными угрозами заставили экипаж отойти от берега. Марий, старше них и уже не такой проворный, с трудом забрался на второй и представился онемевшему от изумления капитану.

Когда того с берега окликнул кавалерийский отряд, сказав, что промокший до нитки старик у него на борту не кто иной, как беглый Гай Марий, перед ним возникла дилемма, с которой сталкивались все, кто встречался бывшему консулу на пути его злоключений: повесить Мария с риском навлечь на себя гнев его друзей либо защитить Мария с риском навлечь на себя гнев его врагов. В итоге капитан, решив никого не выдавать, отошел от берега. Не сразу последовав за кораблем, на всех парусах унесшим спутников Мария, капитан направил свое суденышко в близлежащее устье реки. Затем велел Марию сойти на берег, отдохнуть и забрать немного провизии, которую они взяли с собой в путь. Но как только тот покинул корабль, тут же уплыл. Его решение вышеназванной дилеммы сводилось к тому, чтобы высадить Мария и сбежать.

Какое-то время бывший консул, брошенный всеми, сидел и размышлял о своем плачевном положении. Затем собрался, встал и тяжело зашагал в глубь территории по болотистой местности, по-прежнему намереваясь добраться до Минтурно. А когда стемнело, наткнулся на крестьянина и мольбами упросил его приютить его на ночь. Тот согласился, но вскоре появился конный патруль и забарабанил в дверь. Пока бедолага выкладывал ему все как на духу, Марий сорвал с себя одежду, нырнул в соседнее болото и спрятался в мутной воде, «над которой остались только его рот и нос»[247]. Но патруль его все равно нашел, и Гая Мария, Третьего Основателя Рима, шесть раз избиравшегося консулом, выволокли из болота «нагого и в грязи»[248]. После чего набросили на шею веревку и в таком виде доставили в Минтурно.

Хотя после захвата Суллой Рима прошло всего пять дней, весть о том, что беглого Мария следует убить на месте, уже успела распространиться. Но правители Минтурно, столкнувшись все с той же дилеммой, мучились, не зная как с ним поступить. Если верить легенде, невольник, которому приказали с ним разделаться, был то ли галл, то ли кимвр, то есть в рабство его, скорее всего, обратил сам Марий. Испытывая не столько желание отомстить, сколько благоговейный страх, он отказался, сказав «я не могу убить Гая Мария»[249] и бросился вон из комнаты.

Не в силах с ним покончить, правители Минтурно решили посадить его в челн: «Пусть отправляется в изгнание, куда ему захочется, и пусть там вершится предназначенная ему судьба. А сами помолимся богам, чтобы они не обратили на нас свой гнев за то, что мы выгнали Мария из города в нищете и лохмотьях»[250]. С материка он отплыл на остров Энария на северном краю Неаполитанского залива и воссоединился там со своими людьми, с которыми незадолго до этого разлучился. Получив, наконец, возможность отправиться в Африку, они обогнули Сицилию, вероятно зайдя в Эриче для пополнения припасов. Но перед этим городскому квестору сообщили из Рима, какими маршрутами может в принципе двигаться Марий, поэтому как только беглецы ступили на берег, он тут же их атаковал. После кровавой стычки, в результате которой на пристани полегли шестнадцать человек, Марий с остатками своих людей обрубили причальный канат и вышли обратно в море.

Наконец, им удалось высадиться на острове Керкенна в виду африканского побережья. После Нумидийской войны там вскорости создали колонию для ветеранов, которые теперь радушно приняли его в своих домах. Но правителю Африки тоже сообщили, что Марий, скорее всего, отправится к нему, и теперь перед ним встала все та же дилемма: что делать с беглецом? Задача правителя представлялась предельно ясной – арестовать бывшего консула и убить. Но в провинции было полно воевавших с ним ветеранов, поэтому, покончив с ним, римский наместник, вполне вероятно, подпишет себе смертный приговор.

Когда несколько дней спустя Марий высадился на материк, его встретил чиновник, доставивший решение правителя: «Римский наместник запрещает тебе, Марий, ступать на африканскую землю; если же ты нарушишь этот запрет, он выполнит предписание сената и поступит с тобой как с врагом Рима».

Марий удрученно сел и задумался. Когда чиновник, наконец, спросил, каким будет его ответ, старый генерал сказал: «Тогда скажи ему, что видел беглого Гая Мария на руинах Карфагена». Недалеко от того самого места, где Сципион Эмилиан когда-то вытирал слезы ужасного предчувствия, старый Марий «взирал на Карфаген, а Карфаген взирал на него, и они могли служить друг другу утешением»[251]. Оспаривать решение наместника он не стал и вернулся на Керкенну.

Тем временем, далеко на востоке Митридат окончательно подмял под себя Анатолию. Поскольку для противостояния Риму ему нужно было объединить целый регион, понтийский царь решил повязать всех кровью. Когда на смену весне 88 г. до н. э. пришло лето, Митридат разослал по всем азиатским городам, оказавшимся в его власти, письма. В знак взаимной солидарности магистратам на местах предписывалось подождать тринадцать дней по получении письма, после чего схватить и убить всех находившихся в их юрисдикции италийцев – включая женщин и детей.

В сложившихся обстоятельствах местной власти делать было нечего и им оставалось только повиноваться. Они не хотели рисковать навлечь на себя гнев Митридата ради спасения нескольких италийцев, которые к тому же им никогда не нравились. Поэтому на тринадцатый день по получении письма каждый азиатский город арестовал всех своих обитателей из числа италийцев и подверг систематическому истреблению. Доносчикам предложили выделить долю конфискованного у жертв имущества, побудив жителей выдавать своих соседей. Вскоре в каждом городе высилась гора трупов. В целом число жертв составило порядка восьмидесяти тысяч человек. Главное мрачное действо в этом ужасающем, кровавом пиршестве совершил сам Митридат. Когда к нему привели плененного Мания Аквилия, он приказал залить ему в глотку расплавленное золото. Пути назад больше не было. Истребление италийцев стало актом расчетливого геноцида, чтобы настроить восточные города против Рима, связав их кровью. Теперь каждый был лично причастен к убийствам римлян. Теперь каждому предстояло либо сражаться и победить бок о бок с Митридатом, либо в одиночку познать на себе месть Рима.