class="p1">Натиск беглых рабов был неодолим – они лезли вперед, как безумные. На смену раненым и убитым в первых рядах из глубины строя выступали новые бойцы, с яростью бросавшиеся в бой.

Не прошло и четверти часа, как эннейцы попятились.

Солнце уже скрылось за гребнями гор. Мгла быстро сгущалась. В этот момент эннейцы не выдержали и обратились в бегство.

Марку Тицинию пришлось пожалеть о коне, которого он отослал в обоз перед началом сражения. Он храбро бился на левом фланге, пронзив своим мечом трех мятежников. Когда же началось бегство, Тициний побежал вместе со всеми, бросив щит. Но он успел пробежать всего несколько десятков шагов: тяжелый удар в голову свалил его на землю, и он лишился чувств…

Как писал Диодор, «отряд Марка Тициния обратился в бегство. Много из его людей было убито, остальные, побросав оружие, с трудом спаслись».

Глава десятая

Торжество восставших. – Претор Сицилии и беглый гладиатор. – Приватное соглашение

Весть о победе восставших при Галике быстро распространилась по всему юго-западному побережью Сицилии.

Это уже была настоящая победа без всяких прикрас и преувеличений. В числе пленных оказался римский военный трибун Марк Тициний, которого помнили многие рабы, посетившие Сиракузы с мечтой получить свободу по сенатскому постановлению. Восставшие торжествовали. Они захватили богатый обоз эннейцев, походные палатки и съестные припасы.

Отовсюду в лагерь Сальвия стекались рабы. В течение четырех дней после победы он вооружил не менее восьмисот человек, и поток желающих вступить в его войско не прекращался.

Диодор писал: «Мятежники, имея в своем распоряжении такую вооруженную силу, еще смелее принялись за дело, и уже все рабы стали носиться с мыслью о восстании. С каждым днем поднимались новые массы рабов, и число их росло настолько быстро, что в течение немногих дней дошло до шести тысяч».

В эти же дни пришла долгожданная весть о восстании Афиниона в области Сегесты. Ее привез молодой сириец Эвгеней, с которым Сальвий и Терамен познакомились в роще Паликов и потом, когда Варий поднял восстание, еще раз встретились на Каприонской горе, куда его послал фрегеллиец, чтобы скоординировать с гераклейскими заговорщиками свои дальнейшие действия.

Сириец привел с собой в лагерь Сальвия одиннадцать всадников. Все они были из отряда Вария, погибшего под Триокалой…

Прибытие Эвгенея совпало с военной сходкой, которую объявил Сальвий, перед тем как выступить в поход против латинской колонии Цена, которая, как ему стало известно, осталась без защитников, ибо претор увел из нее почти всех мужчин, способных носить оружие. Сальвий хотел овладеть этим богатым городом, рассчитывая найти в нем оружие, одежду и обувь для своих воинов, многие из которых были босы, а наготу прикрывали ветхими лоскутными одеялами или одними набедренными повязками.

Пока вокруг стратегия собирался вооруженный люд, Эвгеней рассказывал обступившим его Сальвию, Терамену, Диоксену и другим командирам о своей встрече с Афинионом под Сегестой. Известие о гибели Вария и его отряда поколебали в киликийце решимость действовать немедленно. Афинион говорил, что в данной ситуации следует выждать, когда все успокоится и многое прояснится. Восстание под Гераклеей явилось для него радостной и неожиданной вестью. Он некоторое время не верил слухам: слишком невероятным казалось ему, что почти сразу же после уничтожения римлянами отряда Вария под Триокалой рабы осмелятся взяться за оружие в окрестностях соседней Гераклеи.

– Хотя товарищи торопили его с началом выступления, – рассказывал Эвгеней, – киликиец медлил и говорил всем, что никак не может получить на это разрешение богов. По ночам он уединялся на одном из холмов и погружался в созерцание звездного неба. В течение нескольких дней он повторял нам: «Звезды молчат». Надо сказать, среди тамошних рабов и даже свободных Афинион приобрел известность своими предсказаниями, которые он делал благодаря каким-то тайным знакам, которые получал, разглядывая звезды. И вот однажды он созвал всех рабов имения и торжественно заявил, что боги явили свое великое знамение, предсказав ему власть над всей Сицилией и побудив действовать немедленно…

– Так и сказал? – быстро спросил Сальвий и многозначительно переглянулся с Тераменом.

– Я слышал это собственными ушами, – ответил Эвгеней и продолжил: – После этого он отобрал в свой отряд двести человек самых сильных, а к остальным обратился с речью, повторив предсказание богов, сделанное ему посредством звезд…

– О его предсказаниях ты расскажешь нам после, – перебил Сальвий молодого сирийца, видя, что толпа вокруг стратегия растет на глазах. – Ты лучше скажи, какие действия предпринял Афинион после того, как возглавил восстание, и что он думает делать дальше?

– Прежде всего, киликиец взял за правило набирать в свое войско только самых сильных, остальным он наказывает не разорять господские имения и беречь находящееся в них имущество и животных как свою собственность, ибо все это, по его словам, отныне принадлежит им самим, а не господам, для которых в новом царстве всеобщего равенства не будет места, и все они будут изгнаны из Сицилии.

Из толпы воинов, обступивших стратегий, раздались возгласы:

– Вот это правильно!..

– К Эребу всех паразитов!..

– Молодец Афинион!..

– Сколько же людей в его войске? – снова спросил Сальвий.

– Когда я и мои товарищи готовились к отъезду, Афинион собрал вокруг себя не менее тысячи воинов.

Толпа вновь радостно зашумела. Эвгеней продолжал:

– Прощаясь с нами, Афинион сказал, что собирается овладеть Эмпорием Сегесты, где находится много складов морских торговцев. Там он надеется одеть, обуть и вооружить своих воинов. И конечно же, – широко улыбнувшись, сказал молодой сириец, – он просил меня передать всем вам огромный дружеский привет и пожелание дальнейших успехов в борьбе с нашими заклятыми врагами.

В это время к стратегию, прихрамывая, подошел Мемнон.

Еще утром, сердечно простившись с Гитой, он покинул Каприонскую гору. Гита уговаривала его остаться еще на несколько дней, особенно беспокоясь за глубокую рану на спине, которая плохо заживала. Однако Мемнон, который узнал от повстанцев, доставлявших раненых в каприонский лагерь, что в плен захвачен римский трибун, решил осуществить свой дерзновенный план: завязать переговоры с претором, используя пленного трибуна как заложника.

Когда Мемнон пришел на стратегий, то увидел там много знакомых лиц – это были рабы из имения Серапиона, с которыми он восемь дней провел на Каприонской горе. Все они с уважением расступались перед ним. Он слышал обращенные к нему отовсюду приветствия:

– Будь здоров, Мемнон!.. Добро пожаловать!.. Да будут благосклонны к тебе боги Олимпа!

– Вот человек, который всегда приносит вместе с собой удачу! – воскликнул Сальвий, завидев александрийца.

– Как себя чувствуешь, герой? – обнимая его, спросил Терамен.

– Рад видеть тебя, Мемнон! – крепко пожал ему руку кузнец Эргамен. – Как твои раны? Говорят, наша Гита повеселела с тех пор, как стала ухаживать за тобой, – сказал он, шутливо подмигнув.

– Жаль мне ее, – ответил Мемнон и, достав из пояса несколько золотых монет, протянул их кузнецу. – Вот, возьми. Передашь ей, когда увидишь. Сам я не хотел этого делать – боялся обидеть. А от тебя она возьмет деньги, да и ей, наверное, будет приятно, что я с благодарностью вспомнил о ней.

– Хорошо, я обязательно передам, – принимая деньги, сказал Эргамен. – Пусть купит себе новое платьице и украшения… Ну, а ты? Не поторопился ли спуститься с Каприона?

– Нет, я уже вполне здоров. К тому же у меня есть одно неотложное дело…

В это время Терамен подвел к александрийцу Эвгенея.

– Представляю тебе этого достойного юношу! – сказал этолиец. – Варий послал его с десятком всадников к Афиниону, и вот он вернулся…

– Варий обещал, но так и не успел меня познакомить с тобой, когда мы были в роще Паликов, – сказал Эвгеней, протягивая руку александрийцу. – Он всегда говорил о тебе как о своем близком друге и человеке выдающейся отваги. Под влиянием его рассказов о тебе и я, и многие другие прониклись к тебе безграничным уважением.

– Благодарю тебя,