с кимврской войной, мятежом рабов в Сицилии и принявшим огромные размеры морским разбоем, все о нем просто забыли.

Что касается морского разбоя, то в римском сенате возросшая дерзость пиратов, перехватывавших даже хлебные грузы, вызывала лишь бессильное негодование. Несмотря на то, что в начале осени кимвры двинулись в Испанию и угроза их вторжения в Италию в этом году миновала, у Рима не хватало ни кораблей, ни солдат для ведения серьезной борьбы с пиратством. Римский флот был занят переброской войск в Испанию и перевозкой грузов к устью Родана, где Марий начал строительство большого лагеря, чтобы именно здесь, на самом удобном пути из Галлии в Италию, преградить путь северным варварам. Даже претору Лукуллу, который прямым назначением сената получил в управление объятую восстаниями Сицилию, выделен был всего один легион: почти все остальные римские войска находились в Галлии. Хотя предвыборные призывы Марка Антония к большому походу против пиратов и находили сочувствие в народе, особенно в среде всаднического сословия, войну с ними сенат считал делом преждевременным.

Глава одиннадцатая

Вести о кимврах и тевтонах. – Сальвий в Цене. – Осада Моргантины. – Приезд Мемнона. – Волнующая встреча и одиссея друзей-гладиаторов

Все лето Рим был охвачен тревожным ожиданием. В сведениях, которые получал в эти дни римский сенат, утешительного было мало. В Нарбоннской Галлии наблюдались грозные передвижения вооруженных масс кимвров, амбронов, тигуринцев и тектосагов. Города арвернов и соседних с ними племен за отказ присоединиться к германо-галльскому союзу подвергались осаде. Вместе с тем доходили слухи о том, что варвары готовятся к новому походу.

Только ближе к осени вся Италия могла облегченно вздохнуть, так как стало ясно, что вторжения не будет. Германцы, основательно опустошившие Нарбоннскую провинцию, стали массами переправляться на правый берег Родана. К ним присоединялись полчища, возвращавшиеся из разоренных областей арвернов и рутенов. Кимвры не пошли на Рим. Собравшись воедино, они двинулись к Пиренеям.

Известие о походе кимвров в Испанию подтвердило мнение тех, кто полагал, что кимвры вторгнутся в Италию не раньше, чем вновь соединятся с не уступавшими им по численности тевтонами, которые в это время, по сообщениям из Галлии и Германии, осели в землях белгов и призывали к совместной борьбе с римлянами родственные племена, жившие по ту сторону Рена76. На этот призыв благожелательно откликнулись только марзы77. Сигамбры, тенктеры и прочие племена, жившие за Реном, колебались, боясь могущества римлян и тех галльских племен, которые и ранее были враждебны германцам.

С большой радостью восприняли в Риме весть об успехе консульского легата Луция Корнелия Суллы, одержавшего победу над тектосагами и пленившего их вождя Копилла. Действия Суллы поистине достойны были удивления и похвал. С величайшей смелостью он вторгся во враждебную страну, где едва успели остыть костры на гигантских стоянках кимвров, и в короткий срок привел к покорности все племена, обитавшие по нижнему течению Родана.

За эту победу, учитывая то, что в плен был взят сам Копилл, наиболее преданный союзник кимвров, Сулла вполне мог бы рассчитывать на триумф, будь все это совершено под его ауспициями. Но он был всего лишь легатом консула Мария.

Оптиматы превозносили Суллу за этот подвиг, считая, что из среды знати выдвинулся наконец достойный соперник Мария. В народе, однако, авторитет арпинца ничуть не пошатнулся. Римские граждане по-прежнему связывали с ним спасение и благополучие страны.

Испанский поход кимвров породил среди многих римлян надежду, что варвары вообще не собираются больше воевать с римлянами, решив обосноваться за Пиренеями. Другие высказывались более осторожно и, похоже, были правы. По их мнению, кимвры пошли в Испанию, рассчитывая приобрести союзников среди тамошних народов, зная об их ненависти к римлянам. Однако испанцы, то и дело поднимавшие восстания против римского владычества, с неменьшей враждебностью встретили и кимвров. Еще не покоренные римлянами кельтиберы78 вступили с пришельцами в битву и обратили их в бегство. Но, скорее всего, это была лишь случайная стычка, раздутая молвой до размеров большого сражения. Кимвры и в Испании оставались непобедимой силой. При их появлении жители в панике оставляли свои села и укрывались за спасительными стенами хорошо укрепленных городов.

Между тем из Сицилии в Рим продолжали поступать тревожные сообщения. Публий Лициний Нерва доносил сенату, что восставшие рабы в большом числе сосредоточились в областях Гераклеи и Лилибея, а сам он с малыми силами находится в Тавромении, собирая там войска. Он просил сенат дать ему право набора солдат в Бруттии и Лукании, заверяя, что, собрав необходимое количество воинов, он быстро покончит с «беспорядками» в вверенной ему провинции.

Просьба Нервы была удовлетворена, и тот немедленно отправил в упомянутые области Италии своих советников Луция Консидия Вера и Тита Винния Альбинована набирать когорты союзников. Одновременно он вооружил восемьсот бывших рабов, освобожденных им согласно сенатскому постановлению. Оружие для них прислали из тех сицилийских городов, которым Нерва приказал поставлять ему продовольствие и военное снаряжение, но освободил от обязанности посылать для войны с рабами своих солдат.

В самом сенате знали больше, чем из скупых посланий претора Сицилии. Сенаторы получали от своих вольноотпущенников, находившихся в Сицилии79, самые достоверные сведения об истинном положении дел в провинции. Наконец и квестор Фабриций Руг сообщил из Лилибея, что мятежники во главе с Афинионом овладели Эмпорием Сегесты, разграбив там богатейшие склады с товарами и захватив хранилища с зерном. Он просил у сената разрешения от своего имени обратиться за помощью к царям Мавретании80 и Нумидии.

В это время на юго-западе острова десятитысячная армия Сальвия, захватив латинскую колонию Цена, в течение многих дней находилась в этой области в полном бездействии, потому что «старик», как называли повстанцы своего предводителя, серьезно занемог, страдая желудком, и пленный врач лечил его различными снадобьями из целебных трав.

В середине гекатомбеона Сальвий почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы приступить к своим обязанностям главнокомандующего.

Построившееся на равнине под Ценой войско повстанцев с большим энтузиазмом приветствовало своего первого стратега, который появился перед ними верхом на коне, в доспехах и с мечом на перевязи. Выглядел он здоровым и бодрым, но болезнь желудка, симптомы которой у него начались уже давно, осенью следующего года свела его в могилу.

По афинскому и македонскому образцам все десятитысячное войско восставших было разделено на десять таксид по тысяче воинов в каждой. Их возглавляли самые отважные из близких друзей Сальвия. Таксида делилась на четыре лоха под командованием лохагов, избранных самими воинами. В свою очередь, каждый лох делился на четыре эномотии, состоявшие из шестидесяти бойцов. Но боевое построение было не греческим, а македонским, в шестнадцать рядов, причем воины шести первых рядов имели копья обычной длины и полное боевое снаряжение, остальные десять рядов составляли саррисофоры, вооруженные одними саррисами – копьями большой длины, которые они держали обеими руками. Ни щитов, ни мечей они не имели. Такая македонская фаланга при лобовом ударе могла смести любое войско, даже римское, если оно находилось под неумелым командованием, но римляне хорошо знали уязвимость македонского строя. В трех македонских и в трех сирийских войнах боевой строй и тактика римлян показали свое неоспоримое преимущество. Сальвий все это хорошо знал, но вынужден был согласиться со своими ближайшими помощниками, справедливо указывавшими на то, что вооружение повстанцев по качеству уступает вооружению римлян и их италийских союзников. Они считали, что при недостатке мечей и панцирей армия с копьями и саррисами будет успешнее противостоять врагу, сражаясь тесно сомкнутой македонской фалангой. Только самнит Френтан, участник заальпийского похода Марка Фульвия Флакка и горячий поклонник римского боевого строя, разбил свой полуторатысячный отряд на центурии и манипулы, заверяя, что очень скоро у него будет настоящий легион, не уступающий по своей мощи римскому.

После своего выздоровления Сальвий стал жестче, чем прежде.

Он сразу увидел, что в войске за время вынужденного безделья в Цене совершенно упала дисциплина. Лагерь, разбитый по его приказу в неполной миле