в крайнем случае, партнерами. А партнер и друг в таких ситуациях — одно и то же… А ведь я вас сегодня спас от больших неприятностей.

Развалившись в кресле, посетитель ясными глазами насмешливо смотрел на Нагорного. Сквозь дырку в его джинсах было видно голое тело. И вообще самоуверенная наглость так и перла из него.

— Это от каких же неприятностей, любопытно? — высокомерно поинтересовался Нагорный.

— Да не подоспей я вовремя, этот старикан в руках ваших башибузуков просто отдал бы Богу душу. Умер бы со своим плакатиком на груди. И что тогда? Шум, скандал. Вам это надо? Мне тоже.

— Вы-то тут при чем? Это мои проблемы.

— Так ведь я собираюсь вести с вами дела, дорогой Илья Бори-сович. Не просто же так я к вам пожаловал, — нагловато сказал проходимец.

— Вот оно что… И какие дела у меня могут быть с вами?

— Илья Борисович, мне вас рекомендовали серьезные люди, которым я доверяю. Дело в том, что у меня есть большие связи на Украине — с работниками музеев, с антикварами. Есть возможность работать с очень любопытными вещами. Но вы же знаете, как это сложно. Тут нужны конкретные клиенты. У вас такие есть. У вас есть связи и там, за бугром. Вы знаете, по каким правилам там играют. Если мы договариваемся о сотрудничестве и партнерстве, то я беру на себя поставку вещей с Украины, а вы помогаете с их реализацией.

— Послушайте, что вы можете мне предложить? Какие-нибудь рушники? Или горшки? — усмехнулся Нагорный.

— Что за великодержавный шовинизм! Откуда такое пренебрежительное отношение к матери городов русских?.. Я вижу вы совсем не знаете украинский рынок антиквариата. Он, конечно, поменьше российского, но вполне любопытен. И весьма перспек-тивен.

Нагорный, чуть подумав, решил, что пора переходить к предметному разговору:

— Послушайте, у меня мало времени. У вас есть конкретные предложения? Их я готов выслушать. Если нет…

— Илья Борисович, я пришел, чтобы познакомиться для начала. Так сказать, посмотреть друг на друга, принюхаться…

— Я не парфюмер, чтобы принюхиваться, — тяжело пошутил Нагорный.

Наглец прищурился:

— Ну что ж… Вот вам сюжетец для начала. Мне на днях звонили знакомые из Киева и сказали, что есть возможность приобрести Константиновский рубль… И они не знают, сколько за него стоит заплатить. А главное — кому его потом пристроить… Представляете себе?

Илья Борисович смотрел на драные штаны наглеца и обдумывал дикое предложение. Для начала нужно было не выдать охватившего волнения, и он основательно прокашлялся. Мыслей было несколько. Это какая-то провокация — уж слишком неправдоподобное совпадение. Или — та самая неправдоподобная удача, которую всегда ждет любой собиратель?

Наглец в драных штанах смотрел на него ясными прозрачными глазами и ждал ответа. Прокашлявшись, Нагорный сипло осведомился:

— Откуда там может взяться Константиновский рубль?

— Да кто ж его знает? — фыркнул удивительный посетитель. — По нынешним временам, чего только не случается! Тут на днях украденные три года назад в Швейцарии работы Пикассо вдруг объявились. И где? В Сербии. Почему в Сербии? А если в Сербии, то почему не в Киеве? Судя по всему, люди, которые брали Пикассо в Швейцарии, были непрофессионалами и слабо представляли себе, что попало к ним в руки. А уж тем более не знали, что с этим самым Паблой, который Пикассо, делать… Вот и с рублем этим, мне кажется, такая же история. Он попал в руки случайным людям, и они теперь ищут, куда бы его пристроить. Ну, вы же знаете, как это бывает со старыми вещами? Вдруг какая-то вещь, о которой все забыли, всплывает из топи блат… Откуда? Почему?

— Хорошо, — уже хладнокровно, по-деловому сказал Нагорный. — Я жду вас завтра. А про этот рубль… Вы уточните, на всякий случай, что там за история и сколько за него хотят. Я, правда, уверен, что это фальшивка. Вы хоть представляете себе, что такое Константиновский рубль? — насмешливо осведомился Нагорный. — Сколько их всего в мире? Знаете, что все они наперечет?

Наглец подмигнул:

— Я даже знаю, что такое «Анна с цепью». Я вообще довольно много чего знаю. Вы в этом еще убедитесь.

Покидая кабинет явно взбаламученного известием о Константиновском рубле Нагорного, уже в двери Ледников чуть на столкнулся с красивой женщиной лет сорока. Это была Марина, супруга господина антиквара, ее фотографией Ледникова снабдил Прядко. Ледников планировал познакомиться с ней со временем поближе. Сейчас же только отметил, что Марина посмотрела на него с некоторым напряжением, словно отметив что-то про себя на его счет.

От Нагорного он отправился на конспиративную квартиру, где его ждал исходящий нетерпением Прядко. Выслушав рассказ Ледникова о визите к антиквару, Прядко с сомнением покачал головой:

— Ты же сам говорил, что сразу про рубль говорить не стоит — можно насторожить, спугнуть…

— Да больше он ни на что не клевал. Видимо, этот рубль у него в мозгу, как гвоздь сидит. Вот я и решил рискнуть. И он явно клюнул. Видимо, с этим рублем прижало его сильно. Но вот что там за этим? Что он вертится, как уж на сковородке?

— Я вот другого боюсь. Хвоста за тобой не было? А то придут у тебя пошарить, как у дяди Коли… Валь, мне трупы больше не нужны. А уж твой меньше всего.

Глава 23

«Не бойся, мальчуган!»

Утром, Ледников и позавтракать не успел, позвонила Апраксина, голос ее звучал растерянно:

— Знаешь, Павел Лукич вдруг решил подарить Держа-вина мне… Вот сейчас только позвонил и сказал. Я не знаю, что делать. Он сказал, что уже договорился с нотариусом и оформил дарственную.

— Понятно, — сказал Ледников.

Сказал только потому, что больше сказать было нечего.

— Он говорит, что долго не выдержит, да и не хочет больше жить. Мне кажется, он думает, что после смерти там встретится с Соней. Его здесь уже ничего не держит.

— Понятно, — еще раз повторил Ледников.

Но теперь он сказал это не просто так. Потому как понятно было, что раз Апраксина становится обладателем картины, Нагорный примется за нее. Как только узнает, кто теперь владелец картины. Вопрос, когда он это узнает…

— Ты понимаешь, что это значит? — спросил он.

— Да.

— И что ты намерена делать?

— Сделаю все, что смогу, чтобы вернуть картину.

— Но это опасно.

— Мне все равно.

— Я тебя прошу об одном — не предпринимай пока ничего. Слышишь, ничего не предпринимай, никому ничего не говори. Никому. Вспомни о Соне. Я приеду к тебе, и мы решим, что делать.

— Хорошо. Но отказаться я не могу. Понимаешь