хуже. Я очень за него беспокоюсь, Джек. У него здесь ни дома, ни друзей. Я нашла его в самый тяжелый период жизни, обнадежила и в итоге подвела. Теперь он, наверное, меня ненавидит.

– Он тебя не ненавидит, – говорит Джек, глядя на меня из-под кудрей. – Уж поверь мне, Бен любит тебя каждой клеткой своего тела. Что бы он сейчас ни чувствовал – удивление, отчаяние, смятение, – это не ненависть. Дай ему время.

– Но у него нет времени. – К горлу подступают слезы. – Я ухожу из Коллекции.

Пытаюсь отогнать мысли о том, какое лицо было у Бена, прежде чем он переступил порог и ушел.

– Отправила электронное письмо сегодня утром. Анна попросила меня не торопиться и все обдумать, но я не могу там оставаться.

– Мадам Бьянки, вы же не собираетесь еще на двадцать лет покинуть свою Коллекцию?

– Если честно, мне уже все равно, – устало говорю я. – Я то и дело изучала ее от и до в надежде найти ответы, мне казалось, что с новым десятилетием все изменится, но я так и не нашла способ выбраться. А стоило мне подумать, что у меня появилась причина хотеть жить вечно, как оказалось, что Леонардо ничем не может помочь. Из обоих миров мне досталось только самое худшее.

Джек елозит на стуле.

– Я не про тебя…

– Я понимаю, – улыбается он. – Всегда видел в тебе потенциал и буду видеть до скончания времен. Знаю, смерть Доминика тебя опустошила, но с Беном ты словно возродилась, – он делает паузу, его лицо становится жестким. – Я должен был раньше понять твои чувства.

– Ты не мог, ведь я и сама не в полной мере их понимала, – накрываю его ладонь своей. Я рада, что он снова на моей стороне.

– Так что было написано на картине? – наконец спрашивает Джек, как будто с ужасом ждал этого момента.

– Леонардо оставил что-то вроде письма или завещания, в котором описал нашу встречу в монастыре. Видимо, после нее он и внес изменения в картину. Но он не объяснил, как сделал меня бессмертной, только намекнул на это.

– Очень похоже на него, – говорит Джек. – Козлина.

– Только ты можешь назвать Леонардо да Винчи козлиной, – отвечаю я.

– Только мне и можно, – смеется он.

– Прости меня, Джек, – говорю я. – Я была слишком поглощена Беном. Мне следовало больше прислушиваться к тебе. Он был так подавлен, напуган, ранен и зол. Я думала, что он сможет принять правду как она есть, – я опускаю голову. Поверхность стола перед глазами расплывается от слез. – Но он ушел. Я не знаю, куда он направился и вернется ли.

– Ох, Вита, – Джек садится рядом, обвивает меня рукой и кладет мою голову себе на плечо. – Я всегда буду с тобой. Я всегда буду тебя любить.

– Вчера Бен сказал, что ты меня любишь, – я шмыгаю носом и улыбаюсь. – Но ведь ты бы никогда в меня не влюбился.

Я думала, он фыркнет, рассмеется и отпустит какую-нибудь шутку, но он молчит и не двигается. Даже не дышит. Я сажусь прямо и смотрю на него.

Кусочки пазла собираются в единую картину.

– Джек?

– Я тоже этого не ожидал, – говорит Джек с легкой печальной улыбкой. – Чувства застали меня врасплох. Я не понимал, что влюблен в тебя, Вита, пока не наступил день вашей с Домиником свадьбы. Я увидел, как ты смотришь на него, и понял, что готов прожить еще хоть тысячу лет лишь ради того, что когда-нибудь ты так взглянешь на меня. По-моему, ты не осознаешь, насколько ты потрясающая. Да, мы прошли через все это вместе, но мне всегда было проще, ведь я мужчина. Тебе пришлось пережить много ужасов, но ты по-прежнему продолжаешь надеяться, бороться и любить. В тебя невозможно не влюбиться.

– Но…

– Я не собирался ничего говорить на твоей свадьбе, – продолжает Джек. – Я же не такой чурбан. Решил дождаться подходящего момента. Я занимал день ото дня прекрасными людьми и опытом, пока ты была счастливо замужем, и после этого тоже, когда тебя поглотила скорбь. Хотел дать время справиться с горем и понять, что жизнь стоит жить именно ради любви.

– Джек…

– А когда я подумал, что наконец могу рассказать, как влюбился в тебя в середине прошлого века, ты встретила Бена. Было больно.

Джек отпускает мою руку и тянется за своей кружкой кофе.

– Я не понимала, – говорю я. – Какая же я дура. Мне даже в голову не приходило. Прости меня. Я люблю тебя, Джек, но…

– Не надо, – Джек останавливает меня, подняв ладонь, и криво улыбается. – Я прожил так долго не для того, чтобы меня отправили во френдзону. Я не хочу с этим справляться. И не надо извиняться за то, что ты не разделяешь мои чувства. Что имеем, то имеем. Сама знаешь, я это переживу. Когда-нибудь. В конце концов, я могу вечность ходить к психологу.

Я обнимаю его, и он на мгновение крепко сжимает меня в ответ, после чего решительно убирает мои руки со своей шеи и отодвигается на стуле на несколько сантиметров.

– Думаю, он написал мой портрет после того, как навестил тебя в Милане, – говорит Джек, давая понять, что предыдущая тема дальнейшему обсуждению не подлежит. – На тот момент в его глазах мой расцвет уже миновал, возможно, таким образом он хотел запечатлеть последние крупицы моей красоты. «Ах, Салаи, красивее тебя я никого не знаю», – сказал он тогда. Ну, очевидно, этой красоты не хватило, чтобы быть верным нашей дружбе до конца. Двадцать пять лет, проведенных бок о бок, и он сделал меня заложником бессмертия, когда я стал для него недостаточно привлекательным.

Джек вздыхает.

– Вот бы он просто спросил, хотим ли мы этого, – говорит он. – Ну ладно, с тобой он думал, что ничего не сработает, но со мной? Он должен был знать, что шанс есть, доказательства-то уже были.

– А что бы ты ответил, если бы Леонардо предложил тебе вечную жизнь? – спрашиваю я.

– Тогда я бы согласился, – признается Джек. – И сейчас тоже, наверное. Я люблю эту странную, прекрасную жизнь вопреки всему. Не могу представить, чтобы я устал от нее, даже с учетом определенных… разочарований.

– Я рада, – отвечаю я.

– Несмотря на мои собственные сердечные дела, – говорит Джек. – Я хочу, чтобы ты знала: я всегда буду твоим другом. Больше всего на свете я желаю видеть тебя счастливой, Вита.

– Я знаю, – говорю я. – Ты хороший человек, Джек.

– Но не тот, который тебе нужен, – подводит он. – Человек, которого ты любишь и который тебе предназначен, – это Бен.

– Если бы