Я хочу радоваться или быть благодарным, бояться или нервничать перед лицом возможного излечения, но я ничего не чувствую. Совсем как в тот день, когда я уехал из Лидс в поисках смысла жизни. Идиот, возомнивший, что это так просто. Вита на какое-то время прогнала большую серую тучу, нависшую над моими последними днями на этой Земле, призвав вместо нее разноцветную радугу. А теперь? Теперь я не знаю, что я думаю, чувствую и во что верю. Я даже не уверен, что до конца понимаю происходящее вокруг.

Раскрытие тайны Вселенной выводит меня из себя. Так не должно быть, но я ничего не могу с этим поделать. Я так сильно скучаю по Вите, что это чувство отзывается болью во всем теле.

Пятнадцать пропущенных, и все они от Виты.

Она не оставляет сообщение на автоответчике вплоть до последнего звонка. Включаю громкую связь и подношу телефон к уху.

«Бен, пожалуйста, перезвони мне. У меня очень важные новости, нам надо поговорить. Пожалуйста. Я дома и буду здесь весь день. Пожалуйста, приходи. Надо поговорить лицом к лицу. Это срочно».

В голосе звучит нотка, которую я не могу распознать. Не знаю, хватит ли мне смелости поехать к ней.

Вместо этого я выбираю позвонить маме по ФейсТайму. Она берет трубку после второго гудка.

– Что случилось? – спрашивает она, увидев мое выражение лица. – Бен, что произошло?

– Китти с тобой? – спрашиваю я, и через секунду они обе смотрят на меня с экрана телефона. Лучше сразу перейти к делу. – Тут есть хирург, который считает, что он сможет уменьшить аневризму. Я согласился на операцию, – сообщаю я. – Вы приедете? Хочу, чтобы вы были со мной.

– Но ведь миссис Паттерсон посчитала операцию слишком рискованным вариантом, – говорит мама.

– Врать не буду, это и правда опасно, – отвечаю я. – Шансы лучше тех, что предлагала миссис Паттерсон, но и они не очень высоки. Однако шанс есть шанс, и я готов рискнуть. Но только с вами. Вы мне нужны.

– А Вита что говорит? – спрашивает мама.

– Я только собираюсь ей сообщить. Послушай, мам, все решено. Я просто хочу, чтобы вы приехали.

– Приедем, – отвечает Китти. – Я куплю билеты на завтра.

– Уже в пути, – говорит мама и зажимает рот рукой, чтобы подавить всхлип.

Мы молча смотрим друг на друга, и наши взгляды волшебным образом соединяются на расстоянии сотни километров с помощью технологии, которую доктор Джон Ди наверняка принял бы за дар ангелов. Быть может, это мой последний шанс посмотреть на родные лица и запечатлеть их в своем сердце.

– Скоро увидимся, – говорю я и кладу трубку. Лишь бы это не оказалось ложью.

После звонка я задаюсь вопросом: не следует ли мне отказаться от всех этих попыток остаться в живых и просто вернуться домой? Забыть о Вите и операции, сесть на первую электричку и провести оставшееся время с любимыми людьми в знакомых мне местах. Я приехал сюда, чтобы понять, кто я такой и что из себя представляет моя жизнь. Верил, что здесь мир перевернется с ног на голову, ждал и надеялся. И вот это произошло, а я ничего не чувствую.

Но я знаю, что если никогда ее больше не увижу и не коснусь, то остаток моей жизни ничего не будет стоить.

– Идем, мальчик, – говорю я Пабло. – Нам кое-где нужно быть.

* * *

– Бен, – Вита открывает дверь. В ее глазах стоят слезы, но она улыбается. – Я так боялась, что ты не придешь.

– Я и сам не был уверен, что приду, – отвечаю я. – Честно говоря, это решение мне непросто далось.

Она отступает в тень коридора, позволяя нам с Пабло пройти внутрь. Я отпускаю пса с поводка, он забегает в гостиную и прыгает на диван, словно его поставили специально для него.

Я прислоняюсь к двери в гостиную и вижу, что распечатки больше не висят на стене.

– Не хотелось смотреть на собственное лицо во всю стену, – Вита кивает на стопку бумаг на кофейном столике. – Слушай, я понимаю, почему ты злишься на меня, – поспешно говорит она. – Я хотела рассказать тебе… Собиралась…

– Знаю, – говорю я. Тяжело быть так близко к ней, но при этом чувствовать, что не могу ее коснуться. – Но мне не за что тебя прощать. Мне было больно, но я больше не сержусь, – я прохожу в гостиную и сажусь рядом с Пабло, подпираю голову руками. – Не могу объяснить, что я сейчас чувствую. Раньше я думал, что все понимаю: мы все живем и умираем. Иногда судьба – та еще стерва, и кто-то умирает в молодости. Я тоже сыграл в рулетку и проиграл. Отстой, конечно, но я бы с этим смирился. Однако теперь, когда мне известно, что условия игры неравные, потому что существуете вы с Джеком, мои представления о мире рухнули. Существует совершенно иное мироздание, которое я не понимаю, и я не понимаю, как мне с этим справиться.

– Согласна, это нечестно, – говорит Вита. – И по определению неестественно. Мы с Джеком каждый день обманываем смерть и сами не знаем почему. Нам повезло. Но за все это время на мою долю выпадало не только счастье, но и горе. Веками мир ненавидел и боялся меня по неизвестным ему самому причинам. Если ты теперь тоже ненавидишь меня, я пойму. Мне плохо от этой мысли, но я пойму. Если весь остальной мир не готов осознать, что случилось со мной, с чего бы ты должен быть готов?

Ее слова выводят меня из оцепенения.

– Вита, я тебя не ненавижу, – говорю я и подаюсь вперед, огромным усилием воли подавляя желание распахнуть ей объятия. – Если бы ненавидел, все было бы куда проще. Но я люблю тебя.

– До сих пор? – тихо, неуверенно спрашивает она.

– И наверное, всегда буду любить, – печально отвечаю я.

– Я тоже тебя люблю, – говорит она. По щекам текут слезы.

Я киваю, горло так сдавило, что я не могу говорить. Мы сидим в метре друг от друга, но между нами будто пропасть из целых вселенных.

– Такая жизнь мучительная, – говорит Вита. – Сам видишь, как мне сложно. Она изнуряет, сбивает с толку, пугает и причиняет боль. Я теряю почти всех и все, что я люблю. И так снова и снова, даже если я пытаюсь оградиться от нее, любовь все равно в конце концов находит меня. Пусть я этого и не хочу, жизнь порождает во мне решимость чувствовать. Конечно, вместе с тем она полна счастья и чудес.