Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина промолчала.
– Значит, подписала, – удовлетворенно произнес Залевский. – Ашотик свое дело знает. Как договаривались-то? Он тебя рачком поставил или под столом у него отсасывала, у людей на глазах?
Воспоминания о недавнем унижении заставили Марину покраснеть, а Залевский, вглядывавшийся в нее, как притаившийся хищник, вдруг расслабился и прикрыл покрасневшие, опухшие веки.
– Собирай барахло, шалава, – устало сказал он. – Я тебя, тварь, не для того на помойке подобрал, чтобы ты у меня за спиной со всей Москвой трахалась.
Марина, скорчившись от страха в кресле, не поверила своим ушам.
Собирать барахло?
И куда она с ним?
На Казанский вокзал?!
Кто бы мог подумать, что очень долго она, до сих пор ощущавшая себя в его присутствии беспородной шавкой, будет стараться полюбить этого слегка обрюзгшего от пьянства, но все еще очень красивого мужчину?
Будет взахлеб рассказывать знакомым об их чувствах, придумывать сюрпризы, дарить ему милые пустячки, бросаться с поцелуями, терпеть его снисходительные ласки и ленивый секс…
И все это время сознавать, что нет ни любви, ни привязанности, ни даже привычки – только страх.
За будущее.
И за свою жизнь, потому что «красивый мужчина» не стеснялся пускать в ход кулаки…
Залевский нащупал пульт, ткнул им по направлению телевизора, и с плазменной панели тут же грянул бодрый дикторский голос, сообщавший о визите президента страны не то в Курскую, не то в Калужскую область, где, по слухам, чиновники совершенно потеряли совесть, украв не то сто миллионов, не то двести. А эти средства между тем были направлены на ремонт трасс всероссийского значения.
Марина слушала невнимательно и по-крабьи, боком, вытекала из кресла в спальню, чтобы там, за дверью, успокоиться и подождать в тишине.
Авось он заснет, а потом забудет о своих словах…
Пьяный же…
Она просидела на краешке кровати почти час, слушая, как бубнит телевизор.
Мысль о том, что придется покинуть эту спальню, больше не спать на кровати, застланной пушистым покрывалом, была невыносима.
Когда же осмелилась выглянуть, Залевский тут же повернул голову.
– Ну что? – хмуро спросил он. – Собралась?
– Нет еще, – проблеяла она и скрылась, сообразив, что на сей раз ничего изменить не удастся.
Вытащив из шкафа чемодан, она побросала в него вещи.
Их было много.
Марина пыхтела, стараясь утрамбовать их как можно плотнее, но они все равно вываливались.
И, что самое обидное, в чемодан не помещалась шуба.
Взять же еще один чемодан Марина не осмеливалась, его Залевский покупал для себя и вряд ли позволил бы вынести.
Чемодан был совершенно шикарным, из кожи крокодила или какой-то другой рептилии, вроде комодского варана. Гладить его было приятно и почему-то немного страшно, словно это и не чемодан был, а хищный ящер с двумя рядами острых зубов. Сунешь в него руку, а он – ам!
И нет руки.
Затолкав шубу в чехол, она сложила его пополам и сунула под мышку, как матрац. Вдохнув, как перед прыжком в воду, Марина вышла в гостиную и тут же врезалась в Залевского.
– Таможенный досмотр, – весело сообщил он и махнул рукой с зажатой в ней бутылкой.
Пиво выплеснулось прямо на Марину, и она поморщилась от отвращения. Заметивший это Алексей брюзгливо поджал губы и, качнувшись, вырвал чехол с шубой у нее из рук.
– Так, что тут у нас? – пробубнил он. – О, незадекларированный товар. А чек у вас, милочка, на него есть? Отсюда пушнину без чека никак нельзя вывозить. Изымаем!
Он швырнул шубу куда-то на пол и потянул к себе чемодан.
– Леша, не надо! – взмолилась Марина, но он ее не слушал.
Если минуту назад она еще надеялась, что он остановит ее, передумает, то сейчас надежда растаяла, как мятный леденец.
Перевернув чемодан, он вытряхнул содержимое на пол.
Расшвыряв вещи пинками, Залевский с гадким хихиканьем вылил на них пиво. Шипящая пена забурлила на блузке от «Армани», которую Марина купила на распродаже, с каким-то ехидным превосходством.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал он. – Теперь можете забирать. Таможня дает добро.
Марина даже не попыталась собрать вещи.
Перешагнув через них деревянными ногами, она гордо бросила на столик ключи и, чеканя шаг, пошла к дверям с одной только сумочкой в руках.
Ключи, прощально звякнув, покатились по столешнице и свалились на пол, но Марина не обернулась.
В тот момент, когда она перешагнула через порог, Залевский подбежал к дверям и пнул ее под зад.
От удара она полетела вперед, бухнулась на колени в неприличной позе, сдирая колени и локти о пол.
Дверь за спиной бахнула, замки издевательски лязгнули, словно хихикнув на прощание.
– Чтоб ты сдох, – пожелала Марина, поднимаясь.
Охая от боли, она осмотрела сбитые локти, из которых сочилась кровь…
Ашот, к которому она явилась через три часа после изгнания, долго хохотал, похрюкивая от удовольствия, а потом, вызвав секретаршу, в два счета нашел крохотную квартирку на окраине Москвы.
Переехав туда, Марина, устроилась на табуретке и с легкой грустью сравнила скудную обстановку с шикарной меблировкой квартиры Залевского.
Найти в этой тесной клетушке что-то позитивное было тяжело.
– Ну, по крайней мере, тут меня маньяк точно не найдет, – вздохнула Марина.
Через несколько дней эта мысль укрепилась в ее сознании.
После нападения на Ленку Марина вообще перестала выходить из дома без сопровождения.
Как бы ни уверяли милиционеры, что теперь двор под особым контролем, она не верила и была даже рада переезду. Милиционеров – даже того, с разноцветными глазами – Марина считала бездельниками.
Изрезанное тело подруги снилось ночами…
Напуганная Марина с удовольствием уезжала из Москвы, уверенная, что только за пределами МКАД ее жизни ничего не угрожает.
Новая квартира в блочной пятиэтажке времен правления кукурузного лидера, с убогой обстановкой, убеждала в том же.
Здесь Марина спокойно спала по ночам, не опасаясь встретить мужчину с раскосыми глазами бутылочного цвета.
Сюда она возвращалась поздно ночью после концертов, пила обжигающий рубиновый чай, валялась на продавленных диванных подушках, смотрела телевизор, где, случалось, уже показывали и ее, и мечтала, мечтала…
Злейшего врага Димку Белова показывали чаще.
И не просто выступления, а клипы – серьезные, дорогие!